Клубничный Яд

— Иисус, Мария и Иосиф, Килл, отпусти его! — рычит Шон. — У нас есть дело, и ты начинаешь меня раздражать.

Я наклоняюсь к уху Килана, разочарованный тем, что не смогу рассечь его от носа до яиц, и шепчу:

— Тебе повезло, ты, мерзкий кусок дерьма. Если когда-нибудь приблизишься к ней, я вонжу нож в твой живот и заставлю тебя вытащить свои собственные кишки. Понял?

Килан рычит, оскалив зубы. В любой другой подворотне он был бы тем злом, которого стоит бояться в тенях. Но не в моей. В моей подворотне я и есть эти тени. Тьма, которая поглощает полностью, а не просто скрывает.

— Я. Понятно. Объяснил? — мне не нравится повторять свои слова, и теперь моя злость нарастает. Мой нож медленно скользит по его щеке, оставляя тонкую линию стекающей крови.

— Да! Хорошо! — его костяшки белеют, когда он крепче сжимает столешницу. — Я понял.

Я вынимаю нож из его щеки и вытираю об его рубашку, прежде чем убрать обратно в ножны. Встаю прямо, отпускаю лицо Килана и отступаю назад, проводя рукой по своим растрепанным волосам, чтобы их пригладить.

Килан встает, вытирая кровоточащую линию на своей щеке. Он смотрит на Финна, затем на Шона, но его глаза так и не встречаются с моими.

— Он пиздец безумен, Шон, — затем он выходит из кухни, встряхивая руками, как одеялом.

— Что это было? — глаза Шона впиваются в мои, ища ответы.

Я молчу, отключившись от разговора, и прикусываю внутреннюю сторону щеки, слыша звук хрустящих чипсов, которые ест Финн.

Шон сверлит взглядом Финна, его поза напрягается в ожидании ответа.

Финн глубоко вздыхает и закатывает глаза.

— Прости, Килл. Килан упомянул, что хочет трахнуть малышку Росси в задницу.

Мои зубы скрипят, перед глазами появляются белые пятна. Я тянусь к карману, но силой выдыхаю через ноздри, напомнив себе, что вернул Рыжей ее ожерелье. Нет, я швырнул ожерелье ей в лицо, сообщив, что она для меня так же ценна, как куча собачьего дерьма. Желание вернуться в ее комнату и исправить ситуацию заставляет мои руки сжаться в кулаки.

— Ты… — Шон указывает на меня. — Ты чертовски на взводе. Пошли — у нас работа. Мы едем на винокурню, и ты будешь за рулем.

— Вместе?

— Да, любовничек, вместе.

Мой взгляд падает на Финна.

— Если кто-нибудь приблизится к ее комнате, я убью тебя за это.

Я хватаю мокрое полотенце, лежащее рядом с раковиной, и бросаю его в лицо Финну. Я ненавижу большинство Хулиганов, потому что они неотесанные отбросы. Но Финн для меня как младший брат — настолько, насколько вообще кто-то может быть для меня кем-то.

Он ловит полотенце до того, как оно успевает его коснуться, и смеется.

— До встречи, любовничек.

Под хруст гравия под колесами я съезжаю с грунтовой дороги Челси Вудлендс и выезжаю на шоссе. Моя рука свисает из окна, опущенного до конца, а рукава рубашки закатаны до локтей. Со стороны может показаться, что я расслаблен, наслаждаюсь неожиданно теплым днем, который вдруг прервал череду затяжных ливней.

Сквозь затемненные солнцезащитные очки я смотрю вперед, пальцы ритмично постукивают по рулю в такт тихо звучащей из колонок «Climbing Up the Walls» — Radiohead.

— Ну, давай… — голос Шона тяжел, наполнен ожиданием. Я знал, что этот момент настанет. — Говори уже.

Я кидаю взгляд в его сторону, затем снова возвращаюсь к дороге.

— Говорить что?

— Хватит валять дурака. Эта итальянская пташка… она действует тебе на нервы.

— Она не действует мне на нервы.

— Киллиан, твоя способность распознавать ложь сравнима только с умением самого себя обманывать, но вот скрыть что-то от меня у тебя не выйдет.

— Она — чертово бедствие.

Он поднимает брови.

— Охренительно красивое бедствие.

— Мы окружены красивыми женщинами…

— Не такими, как эта, — он ухмыляется.

Мои руки крепко сжимаются на руле.

— Нет, ты прав. Не такими, как эта, — я мрачно смотрю на дорогу впереди. — Нам нужно избавиться от нее, Шон.

Он кивает.

— Ага. Я знал, что она будет якорем, тянущим нас ко дну, — он устраивается поудобнее на сиденье. — Снимаю тебя с дежурства. Ребел присмотрит за ней.

— Ни за что, Шон. Нам нужно вытащить ее из твоего дома. Пусть идет. Она бежит от своего отца, так что последняя вещь, которую она сделает — это расскажет ему о нас. Я помогу ей исчезнуть, и всё, мы покончим с этим, умоем руки.

— Почему ты так стараешься ее защитить?

— Я не защищаю. Ты хочешь взять на себя ответственность за убийство дочери Альдо Росси, его единственного живого ребенка? Ты подвергаешь своих людей риску с первой секунды ее нахождения в той комнате.

— Она останется, Килл. Мы закончим дело с Росси, а потом отпустим ее.

Напряжение охватывает мои брови. Я сжимаю губы, пытаясь смириться и выдержать этот тяжелый груз в груди. Желание провести языком по телу Рыжей от ее ступней до ее клубничных волос возрастает каждый раз, когда ее золотисто-карие глаза встречаются с моими.

Контроль важен. Контролируй себя, твою мать.

— Я сам сделаю это. Я продолжу следить за ней. Просто… загрузи меня работой, и всё будет нормально.