Клубничный Яд

С этими словами я отстраняюсь от нее, сразу же скучая по теплу тела. Я поворачиваюсь, с улыбкой на лице, и направляюсь к двери с решимостью позвонить кому-нибудь из своих парней по спаррингу, чтобы избавиться от этого напряжения. Королева Капризов, возможно, и довела меня до предела настолько, что я мог бы разнести весь этот дом голыми руками, но удовлетворение от того, что я выиграл этот раунд, переполняет меня.

Она сделала всё, что могла, но этот бой выиграл я.

Килл поворачивается и направляется к двери, а внутри меня вспыхивает огонь, растекаясь жидкой яростью по всему телу до самых кончиков пальцев. Его слова проникают в меня, и всё, что я слышу — статические помехи, пропитанные злобой. Я рычу от раздражения, хватаю подушку с кровати, единственную вещь в пределах досягаемости, и швыряю ее.

Словно мои глаза застилала красная пелена — я не знала, что собираюсь это сделать, пока подушка не ударила Килла по затылку в тот момент, когда он уже шагнул через дверной проем.

Тихий вздох срывается с моих губ, руки дрожат, ожидая его реакции.

Он резко оборачивается, нахмурив брови, и в эту долю секунды осознание того, кто он такой и на что способен, захлестывает меня, и я начинаю бояться за свою жизнь.

Что, блядь, я только что сделала?

Но потом я понимаю, что этот человек, этот грозный мужчина, может быть монстром для остального мира, но я знаю, как обращаться с монстрами. А этот конкретный монстр сейчас в моем списке дерьма.

— Ты только что бросила в меня чертову подушку? — рычит он, его грудь вздымается и опускается от ярости.

— Да, бросила. Если ты снова повернешься, чтобы уйти, в следующий раз я брошу стул, — с трудом скрывая дрожь в голосе, выплевываю я.

Его взгляд перемещается на кресло рядом со мной.

— Ты имеешь в виду это кресло? — он указывает на него.

Я уверенно поднимаю подбородок.

— Да, его.

Он переступает через подушку и идет ко мне, как ураган, разрывающий землю на своем пути.

— Это чертово кресло? — он хватается за спинку кресла, поднимает его на пять футов от пола и с силой бросает в стену, разнося в щепки.

Осколки дерева и острые обломки разлетаются по полу у наших ног.

Крик застревает у меня в горле, и жар от его разъяренного тела, находящегося так близко, обжигает мою кожу, словно солнечный ожог. Он сверлит меня взглядом, заставляя мои мышцы напрячься, но я удерживаюсь, стою твердо, прижимая ноги к деревянному полу.

— Ты гребанное животное, — мой голос дрожит.

— А ты гребанная капризная девчонка, — его голос остается твердым.

Слезы наполняют мои глаза, но я должна помнить, почему всё это делаю. Я должна помнить, что поставлено на кон, и выбраться отсюда. Если я этого не сделаю, они убьют меня. Потому что мой отец будет плести против них интриги, а я стану сопутствующим ущербом.

Отведя взгляд от Килла, я смотрю на открытую дверь.

— Не вздумай, — предупреждает он.

Я знаю, что далеко не убегу, но мне нужно выбраться из этой комнаты. Подальше от него. Подальше от его накачанных мышц, его крепкой челюсти и его глубоких темно-синих глаз. Я должна убежать от того, что он заставляет меня чувствовать. Я делаю шаг, ослушиваясь Короля.

— Бьянка, — рычит он сквозь зубы.

В одно мгновение я бросаюсь в сторону двери, словно бомба взорвалась за мной, толкая вперед. Я вырываюсь в коридор, чувствуя, как за спиной назревает буря. Тень Килла окутывает меня тьмой, прежде чем я чувствую, как его рука обвивается вокруг моего живота. Мои ноги отрываются от пола, когда он поднимает меня, прижимая спиной к своей груди, его пульсирующие мышцы трутся о мою спину. Он тащит меня обратно в комнату, мои ноги брыкаются, и я знаю, что кричу, но слышу только стук своего сердца в ушах.

Килл захлопывает дверь за собой, всё еще держа меня в захвате, и, прежде чем я успеваю понять, что происходит, он поворачивает меня лицом к себе, схватив за горло, прижав к стене рядом с кроватью.

— Я сказал «не надо».

— Мне. Наплевать.

Его взгляд мечется по моему лицу. Глубокий синий цвет его глаз отражает страсть и гнев. Его глаза опускаются на мои губы, и его ноздри раздуваются в ответ. Я не смею пошевелиться. Его выражение лица дикое, руки покрыты вздувшимися венами. Ладонь сжимается на моем горле, и легкое удушье напоминает мне о месте в этой ситуации.

Он как дикий зверь, решающий, что делать со своей добычей, слишком дикий, чтобы не захотеть поиграть с ней.

— Почему, — шипит он, — ты такая чертовски сложная?

— Кажется, мы уже выяснили это в первую ночь, когда встретились, — шепчу я, голос дрожит, но остается твердым. — Я не боюсь тебя, Килл.

Он наблюдает за моими губами, когда я говорю, его взгляд задерживается, когда его имя срывается с моего языка. Мы стоим нос к носу, участвуя в безмолвной дуэли, оба злые и жаждущие, ни один из нас не желает выйти из этого транса.