Читаем Клудж. Книги. Люди. Путешествия полностью

Теоретически, ты медленно бродишь по тропе, разглядывая деревья сакуры, прислушиваясь к плеску золотых рыбок в ручье, останавливаясь взглядом на выставленных в открытом доступе традиционных глиняных изваяниях, заходя в дзенские сады из песка и камней в окрестных храмах и святилищах – и размышляя о шибуми, японской эстетике простой, ненавязчивой красоты. Доморощенных нишида китар тут пруд пруди, и ты просто медленно движешься в некой очереди – чувствуя себя как на похоронах Сталина, только без каких-либо перспектив увидеть в конце что-либо столь же значительное; «тропа электриков», тем временем, ноет от скуки так, как будто там пытают на электрическом стуле.


Первым делом ты поглядываешь на сайт Форекса – так ли уж слаба иена, как о ней говорят в последнее время? Потом начинаешь интересоваться новостями из Северной Кореи – не совпадают ли даты предполагаемой поездки с тамошними национальными праздниками, к которым Ким и его друзья обычно приурочивают запуск своих баллистических ракет, по странному совпадению пролетающих через территорию Японии. Затем твой загранпаспорт становится похож на иллюстрированное свидетельство о смерти – черно-белая фотография в траурном медальоне, которой японцы украшают визу, выглядит аллегорией Memento mori. Сходство довершают рассыпанные по картонному прямоугольничку визы цветы, предположительно все той же сакуры; такие вырезали облученные девочки из жалостливых советских песен о последствиях Хиросимы. Впрочем, если вслух произнести цифру, сколько такая виза стоит (в Японию формально невозможно поехать «самому», без тургруппы, и ради обретения визы приходится озолотить посредника), любой уважающий себя мертвец моментально выскочит из могилы.


В Нару, которая 1200 лет назад была столицей страны, ездят из Киото смотреть старозаветную, домостроевскую, так сказать, Японию: скребущие небо пагоды, павильоны с китайскими крышами, аллеи с каменными фонарями – и гигантский (самое большое деревянное здание в мире) храм, в который интегрирован исполинский Будда. Будда этот производит на детей гораздо меньшее впечатление, чем одна из внешне не примечательных колонн храма. В основании ее проточено отверстие. Это Ноздря Будды; точность пропорций не подлежит сомнению. Взрослый, засунувший в этот деревянный нос голову, проведет там остаток жизни, а вот дети, которых родители насильно ставят в десятиминутную очередь, теоретически, в состоянии выползти из этих тисков полуживыми. Счастливчиков встречают вспышками фотоаппаратов. Будда смотрит на суету равнодушно – чихать он хотел на все это.

Первостатейной, однако, достопримечательностью Нары является тамошняя фауна – олени. Их поголовье составляет аж 1200 штук, они мелкотравчатые, завез их туда бог Такемиказучи, и они напоминают заколдованных беспризорников. Попытка ребенка залезть им на спину оказывается бесплодной: где сядешь, там и слезешь, буквально. Наглые твари, они бродят по парку, а кое-где и по городу, высматривая вахлачков, которые еще не поняли, с кем имеют дело, и держат наготове купленные по 150 иен за пачку специальные «диарс-куки» (шика-сембей), в надежде, что олешка смилостивится и откусит кусочек. В действительности это напоминает кормление крокодилов – через двадцать секунд от пачки «куки» не остается даже бумажной упаковки, а затем начинается визг: мелкий рогатый скот обступает благодетеля со всех сторон и принимается шурудить зубами в чужом рюкзаке, хватая все подряд. У нас один такой бемби принялся лопать чрезвычайно важную карту – и если бы нам не удалось выдрать из его мандибул непрожеванную половину, мы, возможно, до сих пор так и не смогли выбраться из этого оленьего царства.


Главная проблема, связанная с Японией, состоит в том, что это страна полностью, на двести процентов, соответствует всем стереотипам. Фудзи выглядит ровно так, как на картинках: фантасмагорический, посреди плоской зеленой равнины заснеженный конус, ах, ах. Пресловутые школьницы, прикрывающие ладошкой рот, когда смеются, в нано-юбках, с бантами и в чулках, обнаруживаются ровно там, где им и следует быть, – в токийском квартале Харадзюку. Чебурашки? В каждой будке, и даже с надписями на русском языке есть. Обпившиеся саке и блюющие по вечерам в общественном транспорте клерки? Насчет того, что блюют, врать не буду, не видал, но когда над нами повис на поручне человек, не выглядевший трезвым, и принялся раскачиваться в такт движению, мы предпочли не ждать милостей от природы. Ирония в том, что японцам слишком хорошо удалось экспортировать свою «японскость»; до такой степени хорошо, что при встрече с оригиналом – в принципе, действительно экзотическим – загадочным он не кажется. Япония – страна постоянного дежавю. Она похожа на ближайшую якиторию – не хуже, но и не лучше. Все известно заранее.

Ну, почти все.


Перейти на страницу:

Все книги серии Лидеры мнений

Великая легкость. Очерки культурного движения
Великая легкость. Очерки культурного движения

Книга статей, очерков и эссе Валерии Пустовой – литературного критика нового поколения, лауреата премии «Дебют» и «Новой Пушкинской премии», премий литературных журналов «Октябрь» и «Новый мир», а также Горьковской литературной премии, – яркое доказательство того, что современный критик – больше чем критик. Критика сегодня – универсальный ключ, открывающий доступ к актуальному смыслу событий литературы и других искусств, общественной жизни и обыденности.Герои книги – авторитетные писатели старшего поколения и ведущие молодые авторы, блогеры и публицисты, реалисты и фантасты (такие как Юрий Арабов, Алексей Варламов, Алиса Ганиева, Дмитрий Глуховский, Линор Горалик, Александр Григоренко, Евгений Гришковец, Владимир Данихнов, Андрей Иванов, Максим Кантор, Марта Кетро, Сергей Кузнецов, Алексей Макушинский, Владимир Мартынов, Денис Осокин, Мариам Петросян, Антон Понизовский, Захар Прилепин, Анд рей Рубанов, Роман Сенчин, Александр Снегирёв, Людмила Улицкая, Сергей Шаргунов, Ая эН, Леонид Юзефович и др.), новые театральные лидеры (Константин Богомолов, Эдуард Бояков, Дмитрий Волкострелов, Саша Денисова, Юрий Квятковский, Максим Курочкин) и другие персонажи сцены, экрана, книги, Интернета и жизни.О культуре в свете жизни и о жизни в свете культуры – вот принцип новой критики, благодаря которому в книге достигается точность оценок, широта контекста и глубина осмысления.

Валерия Ефимовна Пустовая

Публицистика

Похожие книги