Читаем Клудж. Книги. Люди. Путешествия полностью

При попытке забронировать киотский капсульный отель 9hours через Booking.com возникает предупреждение, что с детьми туда хода нет; на сайте самой гостиницы дискриминационные ограничения, однако ж, отсутствуют. Мы рискнули – и никто не попытался нас выставить: безропотно выдали ключи от двух нижних капсул, юкаты и гигиенические наборы. Кому здесь нет места, так это парам: их разлучают внизу, мужчины в лучах стерильного хирургического света остаются заполнять регистрационные карточки, а их подруги уходят в особый женский лифт и уносятся в гинекей будущего.

Верхние этажи 9hours – одно из тех редких мест в Японии, о которых невозможно составить представление по чужим рассказам. Там реально круто – особенно непосредственно в спальном отсеке, напоминающем казарму клонов в «Стар Ворз»: длинный зал-пенал с двухэтажными модулями; черные стены бликуют в полутьме; светятся лишь окошки капсул. Внутри капсулы, неожиданно глубокой, – просторно и приятно-тревожно; кажется, что тебя упаковали для отправки в 3013 год. Округлые, из свежего твердого пластика своды цвета слоновой кости; полочка с розетками в изголовье; затейливый будильник, устроенный таким образом, чтобы будить именно тебя, а не соседей. Я не видел, в каком гробу хоронили Стива Джобса, но уверен, что его тело чувствовало бы себя в капсуле 9hours как у Христа за пазухой. М. тоже каким-то образом почувствовал, чьи уши торчат за дизайном всего этого инкубатора гармоничных личностей: теперь он, видите ли, понял, как чувствует себя айфон в коробке.

Так-то оно так, но 9hours все же стал единственным местом в Японии, где мне так и не удалось заснуть. Им бы закупоривать капсулу прозрачной дверью, как в стиральной машине; по каким-то причинам, однако, единственный способ отгородиться от посторонних звуков здесь – тканевая шторка-экран, и поэтому появление каждого следующего постояльца становится событием. Модель поведения «новеньких» одна и та же. Все начинают издавать сдавленные стоны восторга и затем исступленно фотографировать. Большинство не сразу осознают, что все их шепоты и щелчки камеры транслируются во все ячейки спального отсека одновременно. Попасть в будущее при такой слабой шумоизоляции нет никакой возможности.


Япония – страна чуть ли не с нулевым уровнем криминала; преступления, совершаемые с участием детей, случаются раз в тысячелетие; тем чудовищнее выглядело то, что мы сделали. Дело в том, что, как ни странно, найти в этой стране приличный сувенир – загвоздка: магниты на холодильник в виде муляжа суши выглядят тошнотворно, а ничего другого, по сути, нет. В какой-то момент я стал заглядываться на объекты, находящиеся в общественной собственности. Первая попытка – содрать с забора эффектно усеянный иероглифами и сдобренный пиктограммой знак, не поощряющий купание, – удачей не увенчалась, слишком много свидетелей.

Второй раз меня заинтересовали таблички, на которых обозначены маршруты вокруг священной для синтоистов горы Инари, на окраине Киото. Гора заросла джунглями, через них проложены тропы, заставленные красно-черными, в две перекладины воротцами-«тори», образующими красные галереи, внутри которых ты и двигаешься – километрами, буквально. Фушими (святилище) Инари Тайся посвящено лисьей богине, отвечающей за урожай саке; в святилище покупаем деревянную табличку в виде лисьей мордочки – ее нужно раскрасить. М. рисует на лисьей мордочке Тоторо, героя аниме, – но с собой таблички брать не принято, надо повесить здесь же.

Теоретически, было бы здорово привезти домой красные воротца «тори» – настоящие, размером со столбы для качелей, – однако цены кусаются: миллион триста тысяч.

А вот таблички… Кто угодно согласится, что таблички – излишество, тут и без указателей не потеряешься. Глаза боятся, а руки делают. М. напоминает мне о моральной неприемлемости подобной стратегии: папа, воровать нехорошо. Приходится импровизировать: видишь ли, М., формально мирный договор с Японией так и не заключен, в каком-то смысле война не закончена, она идет здесь и сейчас, и раз так, можно квалифицировать наше приобретение как, ммм, трофей. В этот момент мы замечаем, что все то время, пока я откручивал проволоку, за моими манипуляциями из хибарки по соседству наблюдала женщина. Обратного хода нет, табличка уже наполовину в рюкзаке – но в голове у меня возникает некогда читанная нехорошая книга о японских лагерях для военнопленных. Мысль о том, выдержу ли я допрос, улетучивается лишь в тот момент, когда мы наступаем на огромную – размером с шинкансен – змею.


Перейти на страницу:

Все книги серии Лидеры мнений

Великая легкость. Очерки культурного движения
Великая легкость. Очерки культурного движения

Книга статей, очерков и эссе Валерии Пустовой – литературного критика нового поколения, лауреата премии «Дебют» и «Новой Пушкинской премии», премий литературных журналов «Октябрь» и «Новый мир», а также Горьковской литературной премии, – яркое доказательство того, что современный критик – больше чем критик. Критика сегодня – универсальный ключ, открывающий доступ к актуальному смыслу событий литературы и других искусств, общественной жизни и обыденности.Герои книги – авторитетные писатели старшего поколения и ведущие молодые авторы, блогеры и публицисты, реалисты и фантасты (такие как Юрий Арабов, Алексей Варламов, Алиса Ганиева, Дмитрий Глуховский, Линор Горалик, Александр Григоренко, Евгений Гришковец, Владимир Данихнов, Андрей Иванов, Максим Кантор, Марта Кетро, Сергей Кузнецов, Алексей Макушинский, Владимир Мартынов, Денис Осокин, Мариам Петросян, Антон Понизовский, Захар Прилепин, Анд рей Рубанов, Роман Сенчин, Александр Снегирёв, Людмила Улицкая, Сергей Шаргунов, Ая эН, Леонид Юзефович и др.), новые театральные лидеры (Константин Богомолов, Эдуард Бояков, Дмитрий Волкострелов, Саша Денисова, Юрий Квятковский, Максим Курочкин) и другие персонажи сцены, экрана, книги, Интернета и жизни.О культуре в свете жизни и о жизни в свете культуры – вот принцип новой критики, благодаря которому в книге достигается точность оценок, широта контекста и глубина осмысления.

Валерия Ефимовна Пустовая

Публицистика

Похожие книги