Клудж. Книги. Люди. Путешествия

Пресню Иличевский называет «московскими Бермудами». Мы оказываемся в самом сердце этой странной местности – на Грузинской площади. Если точнее – напротив обставленной идолами усадьбы Церетели, недалеко от красивого новостроя, подписанного по фасаду «Дом Агаларова»: в общественном туалете Иличевскому надо помыть сливы.

– Здесь они очень часто бывают, – указывает он на помойку. – За эти контейнеры дерутся все бомжи Москвы; тут можно найти совершенно фантастические вещи, – говорит он со значением.

Странно: этот сытый центральный район, в котором бомжей должно быть видимо-невидимо, пуст, будто после зачистки. Лезь в эту помойку и ройся – никто тебе слова не скажет.

– Московские Бермуды не столько страшны, сколько таинственны.

– Что происходит в лабиринте и вообще в пустыне? Топологически все точки схлопываются в одну, то есть ты перемещаешься на большом пространстве и все равно находишься в одном и том же месте. И, соответственно, в этом месте никого, кроме тебя и Бога, нет. И такой ярко выраженный фокус довольно полезен для внутренних экзистенциальных ощущений. Поэтому меня интересуют такие лабиринтные вещи. У меня еще в детстве была мысль, что степень присутствия Бога обратно пропорциональна количеству людей, которые тебя окружают.

Проза Иличевского, собственно, представляет собой нечто в этом роде: она не очень густо населена персонажами, и в ней есть свои духоулавливающие «дельты» – «Матисс», в частности, заканчивается такой. «Дельта» так же труднопроходима, как дельта Волги, в ней можно запутаться, она живая, в ней все время что-то меняется и ее каждый раз прочитываешь по-новому.

«Дельты» вообще занимают Иличевского чрезвычайно. В какой-то момент он сообщает об одной довольно экстравагантней своей затее, по которой можно судить, как устроена у него голова.

В общих чертах дело вот в чем: есть две дельты – Нила и Волги. Обе так или иначе связаны с евреями: в дельте Нила евреи жили в рабстве у фараона, в дельте Волги располагалось хазарское государство (есть версия, что в VIII веке хазары приняли иудаизм). Мысль Иличевского состоит в том, что «можно придумать так называемое отражение».

– Дельта Волги на севере и дельта Нила на юге. На Волге хазары занимали господствующее положение, а в низкой дельте были в изгнании.

– Вы хотите перевернуть песочные часы?

– Не совсем. Существует геометрический центр, относительно которого можно произвести это преобразование – отразить от севера и юга и повернуть так, чтоб две реки совместились. И эта точка вычисляется банальным делением пополам радиуса между широтами и долготами. У меня была мысль, что точка поворота находится где-нибудь на самой глубокой точке Черного моря. А оказалось, нет: когда я с помощью Google Earth все это вычислил, выяснилось, что точка в Малой Азии в районе Каппадокии. Мне дико хочется там оказаться. Я думаю, это какая-то неслучайная вещь. Такой замысел.

В чем смысл всего этого?

– Все время надо что-то искать.

Реконструируемая по текстам биография главных героев – они, как правило, физики-математики, живут на Пресне и склонны к аскетическим практикам и метафизическим спекуляциям – настолько явно напоминает биографию самого Иличевского (и настолько трудно поверить, что все это правда происходило с ним самим), что репертуар вопросов интервьюера катастрофически беден. А такой-то эпизод – это про вас? Это вы работали зазывалой на автобусные экскурсии на Курском вокзале? Это вы продавали в Крыму парфюмерную полынь? Но ведь не может же быть, чтобы вы правда сидели в иранской тюрьме? И вы правда собирались стать бомжом и тренировались – ходили ночевать в подъезде на лестнице?

– Дикий колотун по утрам, – как-то неохотно отвечает Иличевский. – Единственное, что спасает, вдруг вам пригодится когда-нибудь, мало ли что, – десять раз очень глубоко втянуть в себя воздух, приседать – и выпрыгивать вверх; только так можно согреться.

– Послушайте, но ведь не может быть, чтобы все, о чем вы пишете, было правдой?

– Разумеется, это не может быть все правдой. Иногда в рассказе достаточно одной пронзительной вещи, которая, будучи прожита человеком, который ее написал, держит на себе, как гвоздь, все остальное. Это такой «гвоздь» правды, который вбивается в общее полотно, и он держит это полотно мертво, никуда оно не денется. Все остальное – повествовательный антураж – может быть выдумано. Но если этот «гвоздь» работает на корневые основы рассказа, то, в общем, вещь состоялась.

После физтеха Иличевский уехал в Калифорнию, где работал программистом в Intel. Вернувшись в 1997-м, он перепробовал себя во множестве профессий: страховой агент, сборка компьютеров. Однажды работал в лаборатории, где пытались создать материал, аналогичный по тактильным свойствам человеческому телу.

– Представьте, вы садитесь на диван, который абсолютно ничем не отличается от тела.