Князь Кий

Кий медленно, с трудом, потому что все его тело одеревенело, встал и почувствовал, как шумит в голове, а ноги, словно палки, нетвердо стоят на земле. Видно, сказывался сильный удар по темени. Толстяк оглядел пленника со всех сторон и, убедившись, что он не ранен, вытащил из кармана веревку и связал ему руки за спиной.

— Иди!

Его привели к большой группе пленников и привязали к корявой жерди, пристроенной, как коновязь, между двумя кленами. Так привязывают лошадей, — с той только разницей, что пленников привязали значительно прочнее, да еще и поставили двух часовых.

Кий оперся на жердь — задумался.

Итак, как он и предполагал, поляне потерпели сокрушительное поражение. Пусть не все племя покорено, не весь полянский полк погиб, — и что? Сила полянская понесла значительные потери, и тем родам, которые соберутся возле Каменного острова, будет нелегко теперь противостоять гуннам. Да и сумеют ли они вообще противостоять? Не сокрушат ли их гунны в первые минуты боя, как Радогастову дружину? Не рассечет своим клином полянские ряды, как они это сделали здесь только что?

После этого боя стало ясно, что поляне, сражаясь в пешем строю, не сумеют остановить мощный удар гуннской конницы, которая, разогнавшись, набирает такую скорость и силу, сметающую все на своем пути… Против конницы тоже нужна конница! Против гуннского клина надо выставить свой клин или такой мощный заслон, о который гуннский клин разобьется, как острие копья об гранитные скалы! Но как это сделать?

Мысли роем кружились в голове, которая еще болела от удара или булавой, или конским копытом, но ничего путного придумать Кий не мог.

Его внимание привлек отряд гуннов, не спеша объезжавший поле боя. Впереди на белом коне скакал всадник в богатой одежде. Оружие его озарялось золотом, седло — серебром, а шапка — самоцветами.

— Каган! Каган! — Закричали часовые гунны и согнулись в поклоне.

Отряд приближался. Пленники — кто сидел — вскочили, пристально вглядываясь в человека, от которого зависела их жизнь. Наступила тишина.

Кто-то из пленных вдруг воскликнул:

— Смотрите — там Черный Вепрь! Наш княжич!

— Где?

— Вместе с каганом…

— Взяли в плен?

— Нет, свободный… И при оружии… Неужели переметнулся на сторону гуннов?

— Не может быть! Может, кто-то другой?

— Где там другой… Он! Стражи шикнули:

— Тш-ш-ш! Молчать!

Кий закусил губу. Он не удивился, увидев Черного Вепря рядом с каганом Ернаком, зная больше о нем, чем другие воины, которые только начали догадываться об измене, а об убийстве воеводы Радогаста даже не подозревали… Он только сейчас подумал про себя: ведь встреча с Черным Вепрем — это смерть для него!

Каган остановился на возвышении, откуда хорошо просматривалось все поле боя. Молча смотрел на белые, полянские, и темные, гуннские, трупы. Гуннских было значительно меньше, и на кагановом лице появилась довольная улыбка.

Затем он повернулся к пленникам, метнул злорадный взгляд по их нахмуренным, суровым лицам.

Кий не сводил с кагана глаз.

Это был невысокий полный человек с большой седой головой и темным широким лицом. Сквозь жидкую седую бороду и такие же редкие усы просвечивала вспотевшая от жары коричнево-желтая кожа пожилого человека. Кию вспомнились рассказы отца об Аттиле, и ему подумалось, что Ернак, видимо, очень похож на «отца гуннов». Ведь — сын!..

Ернак вдруг показал рукой на кучи мертвых полянских воинов, павших в бою, и на словенском языке, т. е. на языке тех родственных с полянами племен, живших на Дунае и за Карпатами, прокаркал хрипло:

— Видите?… Так будет с каждым, кто не покорится гуннам и поднимет на них вооруженную руку!.. Так будет с каждым — лежать с разбитым черепом в бурьяне, и вороны будут клевать его мертвые глаза!.. Сам Тенгри-хан призвал гуннов к господству над другими народами и племенами, и это господство — на десять тысяч лет! — он сделал паузу, о чем-то подумал, а потом, еще понизив голос, добавил: — За то, что вы подняли против меня меч, вас следовало бы подвергнуть лютой смерти или продать ромеям в рабство! Но я не сделаю этого… Потому что за вас вступился ваш князь Черный Вепрь, который пообещал — и за себя и за вас — верно служить мне и во время мира и во время войны…

Черный Вепрь встал при этих словах рядом с каганом и сказал:

— Поляне! Родовичи! Я есть князь ваш… Кто-то из пленников, прервав его речь, бросил:

— Мы тебя не выбирали… Разве было вече наших родов или старейшин? Где же наш воевода Радогаст?

Черный Вепрь вздрогнул и внимательно посмотрел на пленников, желая, видимо, найти смельчака. При этом взгляд его упал на Кия.

— Ты?… Живой? — Не сумел скрыть радости Черный Вепрь. — Значит, ты не признаешь меня за князя? А? Это ты тут разтявкался?

Видя, какой яростью светятся черные глаза княжича, Кий понял, что пощады ему не ждать, а потому решил не скрывать того, что знал. Что будет, то будет! Главное — вывести братоубийцу на чистую воду, чтобы родовичи знали, кого им враги прочат в князья. Поэтому громко сказал:

— За князя никто из нас не может тебя признать, потому что мы же на вече выбирали воеводой Радогаста!

— Радогаст погиб! — воскликнул Черный Вепрь.