Князь Кий

— Прошу, чтобы твои люди не трогали Родню. Там моя мать… И там будет моя жена…

— Мою сестру никто и пальцем не тронет! Твоих воинов тоже…

— Спасибо… А еще желаю, чтобы ты отдал мне полянских воинов — раненых и попавших в плен! Я сам посмотрю, кого взять в войско, а кого наказать за неповиновение тебе!

— Хорошо.

— И еще одно…

— Не много ли, племянник? — недовольно буркнул каган.

— Последняя просьба… Умер мой отец, князь Божедар…

— Я уже знаю об этом.

— Позволь завтра похоронить его по обычаям предков… А заодно — и брата моего, воеводу Радогаста…

— Разрешаю… А теперь послушай, что скажу я… Послезавтра будь готов с женой отправиться в путь. Посмотрим твою землю и, в случае необходимости, покорим непокорные племена… Завтра — похорони отца и брата… А сегодня с матушкой придешь ко мне в стан — хочу повидаться с сестрой… А чтобы ты ничего не забыл и делал так, как я хочу, оставляю тебе Крэка с сотней воинов, — каган строго посмотрел на Черного Вепря. — Все они должны быть сыты, одеты! За их безопасность … Сам понимаешь — отвечаешь головой!

Черного Вепря последние слова Ернака задели за живое, но он промолчал и низко поклонился.

Такая покорность, видно, понравилась кагану, ибо он еще раз положил руку на голову полянскому князю, проявляя этим свое расположение к нему, и сказал:

— А теперь поедем по полю — посмотрим, что натворил твой глупый брат… Будешь при мне!

Ернак тронул коня и повернул к полю боя. Черный Вепрь вскочил в седло — поехал за ним в группе гуннских вельмож, сопутствующих кагану. Сзади пристроился Крэк.

Ехали медленно.

Через все поле, от леса к лесу, рядом лежали полянские воины — убитые и раненые. Гунны сдирали с них одежду, забирали оружие, тех раненых, которые не подавали надежды на выздоровление, тут же добивали.

Увидев кагана, они застывали в почтительном поклоне.

— Так где погиб твой брат? — спросил Ернак, повернув к Черному Вепрю свое круглое темное лицо.

Черный Вепрь показал на невысокий холм неподалеку от дороги.

— Он стоял там…

— Смотрите внимательно! Хочу увидеть его!

Черному Вепрю и самому хотелось увидеть Радогаста. Мертвого! Чтобы успокоить сердце, в котором шевелился червячок сомнения — а вдруг попал плохо и Радогаст жив? Как он посмотрит ему в глаза?

Каган подъехал к куче мертвых тел. Черный Вепрь издалека бросил быстрый взгляд по лицам мертвых и раненых — и облегченно вздохнул. Вон лежит Радогаст! Неподвижный! С застывшим взглядом открытых глаз… Нет, он уже не встанет, и его нечего бояться!..

— Вот он! — облегченно показал рукой. Ернак остановился над полянским воеводой.

— Да, мертв, — сказал задумчиво, а после паузы повернулся к Черному Вепрю. — Тебе, племянник, повезло больше, чем мне. У меня было много братьев, и нам пришлось разделить родительское наследство на всех. Некогда могущественное гуннское племя Аттилы распалось, раздробилось и рассеялось по земле, как туман по степи…

— Ты соберешь его, каган, — сказал Черный Вепрь. — И снова гунны станут обладателями полмира! А я помогу тебе, на сколько сил моих хватит!.. Только чем и как?

Он боялся этого сурового чужого мужа, который приходился ему дядей, и пытался задобрить его льстивыми словами.

Ернак процедил сквозь редкие седые усы:

— Соберу… Если поможет Тенгри-хан… А помочь мне сможешь тем, чем помогал Аттиле твой отец, — зерном, мясом, одеждой, обувью, воинами… Крэк скажет, что делать…

Каган тронул коня и двинулся дальше между грудами убитых и раненых. Черный Вепрь бросил еще один быстрый взгляд на мертвого Радогаста и не почувствовал в сердце ни жалости к нему, ни раскаяния. Его наполняло чувство радости от осознания того, что он князь. «Аттила на пути к могуществу переступил через труп брата. А я внук Аттилы! Внук… И я тоже смог!»

* * *

Кий открыл глаза. Вверху над ним синело чистое вечернее небо, стояла необычная, после только что отшумевшего боя, тишина. И ему было бы хорошо лежать здесь, если бы какой-то тяжелый груз не сдавливал грудь и не гудело в голове.

Он пошевелился и понял, что сдавлен целой кучей мертвых тел. Онемели ноги, отекла левая рука. И только правая, все еще сжимая меч лежала свободно на залитой кровью земле. Он поднял ее, нащупал сверху чей-то плотный рукав и с силой потянул вниз. Вниз свалился молодой черноволосый гунн, и дышать сразу стало легче.

Из горла вырвался хриплый стон.

И тут на него упала тень. Он скосил глаза и увидел двух гуннов — старшего, низенького кривоногого толстяка, и высокого, худощавого отрока, — которые остановились над ним. Их внимание привлек стон, и они с интересом теперь разглядывали русоволосого великана — полянина.

Младший гунн выдернул из ножен саблю и занес над головой Кия, целясь острием прямо в лицо. Но толстяк предостерегающе что-то крикнул, и тот опустил руку.

Вдвоем они быстро растащили убитых, и толстяк, толкнув Кия ногой в бок, знаком приказал подниматься.