Князь Кий

— Ты видел?

— Я только что видел его мертвого!

— А как он погиб? Ты знаешь?

— В бою, конечно. Как же иначе?

— Нет, Черный Вепрь, он погиб от руки твоей! Пусть все знают, что ты выстрелил в спину своему брату!

— Это ложь! — воскликнул Черный Вепрь. — Ты наговариваешь на меня, потому что не можешь простить мне того, что я твою девушку взял себе в жены!

— Нет, не ложь! Воевода Радогаст узнал стрелу, которая поразила его! Это была твоя стрела, Вепрь!.. А что ты украл, яко тать, мою жену и где-то здесь спрятал, это правда!

Пленники возмущенно загомонили, зашумели. Раздались возгласы:

— Ублюдок! Злой дух!

— Мы не признаем тебя за князя! — Кровавый оборотень!

— Братоубивец!

— Не годен еси княжить над нами!

Каган Ернак молчал, только переводил взгляд с пленника на пленника. А Черный Вепрь посерел на виду у всех, задергался, словно от падучей. Глаза блеснули неистовым огнем. Десница выхватила меч, а из судорожно раскрытого рта вырвался дикий крик:

— Я убью тебя!

Это произошло так неожиданно и быстро, что никто не успел и глазом моргнуть. Черный Вепрь занес над головой меч, ударил изо всех сил ногами коня — и ринулся вперед с такой яростью, словно хотел одним махом положить всех пленников.

А еще быстрее из уст кагана слетело какое-то слово — и наперерез полянскому княжичу метнулся Крэк, схватил за повод его коня.

— Назад, Черный Вепрь! — прогремел голос кагана. — Ты забыл о присутствии своего владыки!.. А стоит всегда помнить об этом!

Черный Вепрь сразу сник, рука с мечом опустилась. Он действительно в гневе забыл обо всем: и о своем княжеском достоинстве, и о сотнях глаз, которые следили за каждым его словом и жестом, даже о присутствии верховного правителя гуннов.

— Прости меня, дяденька, — прошептал он, кланяясь и уезжая назад. — Не сдержался я из-за того лживого раба! Он заслужил смерти!..

— Бесспорно, он заслужил смерти, — согласился Ернак и, подумав, добавил: — Как и все остальные, кто не хочет признать тебя князем… Но отрубить мечом голову — то слишком легкая смерть для врага!.. Мне кажется, наказать его следует другим способом. Чтобы и сам почувствовал, что умирает, и чтобы другие, невежды, глядя на его мучения и убеждения, стали умнее!

— Как же? — спросил Черный Вепрь, немного приходя в сознание.

— Как? — каган на мгновение задумался, а затем, остановив тяжелый взгляд на Кие, сказал: — Завтра ты будешь сжигать своего умершего отца, князя Божедара… Я позволяю вместе с ним похоронить и его сына Радогаста, погибшего в бою… Вот и принеси этого непокорного пленника богам в жертву! Спали его живьем!

Плечи Черного Вепря разпрямились.

— Спасибо, каган! Я так и сделаю!

— А тех, кто не признает тебя князем, я продам ромеям в рабство!.. Так надо учить непокорных! Огнем и мечом!

Ернак тронул коня, и большая группа гуннских вельмож и воинов, которые сопровождали его, последовали за ним.

* * *

Небо густо затянулось тучами, и на землю упал темный теплый вечер. Ни луны, ни звезд. Только от далеких гуннских очагов доносился красноватый отсвет, и в его лучах все казалось неясным, призрачным — и пленники, и часовые, и деревья, и кусты на опушке.

Кий стоял, опершись на жердь, и всматривался в темноту. Затекли туго скрученные сыромятным ремнем руки. В гуннском стане звучали песнопения и крики победителей. С луга доносилось ржание лошадей. Иногда слышался мучительный стон раненого полянского воина, который, всеми забытый, лежал где-то в поле, и тревожил сердце печальный крик ночной птицы.

Из головы не выходили слова кагана: «Сжечь заживо!» Кий ярко представлял, как это будет. Его свяжут и положат на кучу дров рядом с князем Божедаром и княжичем Радогастом. Потом разведут костер. Огонь будет подбираться медленно, кусать за бока, за ноги, за голову, чтобы затем своим неумолимым оранжевым пламенем обхватить все тело и сожрать до основания. Бр-р-р!..

А Черный Вепрь будет стоять поодаль и злорадствовать над его нечеловеческими муками.

Кию стало грустно. Неужели конец? Неужели оборвется и упадет в неизвестность заря его жизни? И не увидит он больше ни своего отца, ни братьев, ни Цветанки?…

При упоминании Цветанки у него защемило под сердцем. Бедная девушка! Теперь она останется беззащитной одна-одинешенька на всем белом свете! Ибо что может сделать отрок Боривой? Ничего… И будет она прозябать душой у немилого, противного мужа — Черного Вепря, пока боги не смилуются над ней и не заберут к себе.

Кончился долгий летний вечер. Наступила ночь. Стали угасать далекие гуннские очаги. А мысли в голове Кия скачут, как серые волки по полю, и не дают ему покоя, не позволяют сомкнуть глаз.