Князь Меттерних. Человек и политик

Однако в финансовых и имущественных делах начались послабления. Осенью 1850 г. был снят секвестр с имений князя. Благодаря личному вмешательству Шварценберга и императора прекратила деятельность комиссия, расследовавшая финансовую документацию Меттерниха. Экс-канцлеру было назначено годовое содержание в 8000 флоринов. Конечно, эта сумма была мизерной с точки зрения расточительного князя. Но главное — лед тронулся.

Если Клеменс еще мог горделиво ожидать приглашения из Вены, то тяжело больную Мелани просто неудержимо тянуло домой. 27 марта 1850 г. Меттерних направил Шварценбергу письмо, в котором добивался конкретного ответа на вопрос о скорейшем возвращении. Ставить так жестко этот вопрос его побуждает долг главы семейства. Сам он вполне мог бы довольствоваться моральным комфортом заграничного бытия.

Князь давал понять министру, что не собирается вмешиваться в политическую жизнь Австрии. За его плечами более пятидесяти лет политической деятельности, что само по себе достойно музея. Для человека в возрасте 78 лет, писал Меттерних, «в первом ряду из сохранивших для него значение чувств — потребность в покое»[1189].

В письме Шварценбергу бывший канцлер не упустил случая подтвердить свою неизменную приверженность консервативному принципу. За два дня до беседы с Доносо Кортесом он также затрагивает вопрос о «системе Меттерниха». Князь обвиняет «слепых реформаторов», которые в марте 1848 г. под видом свержения его системы на самом деле свергали империю. Понятие «система Меттерниха» — пустой звук, она «превратилась в своего рода знак и как таковой не имеет никакого значения»[1190].

IV

Наконец, 6 апреля 1851 г. Франц Иосиф разрешил Меттерниху вернуться в Габсбургскую империю. Сборы заняли более двух месяцев, и только 9 июня княжеское семейство покинуло гостеприимную Бельгию. Князь успел подружиться с королем Леопольдом I; тот предоставил для отъезда четы свой вагон. Через два дня Клеменс оказался в своем любимом Йоханнисберге.

Добрый десяток страниц дневника Мелани — сплошное перечисление визитеров. Причем она оговаривается, что «они не все в равной мере интересны, потому речь идет только о выдающихся людях»[1191], что в ее понимании означало главным образом знатных.

«Хотя я и не держу открытый стол, ежедневно прибывают визитеры из Франкфурта и совсем близких и достаточно дальних окрестностей. В Йоханнисберг устремились и консерваторы, и бунтари»[1192], — с нескрываемым удовольствием констатирует Меттерних, которому явно льстит такое повышенное внимание. На какое-то время его возвращение становится центральной темой ежедневных газет. «Из прилагаемых мною газетных вырезок, — пишет Клеменс дочери Леонтине, — ты увидишь, насколько мое пребывание здесь занимает публику»[1193].

Из Франкфурта к Меттернихам приезжал будущий российский канцлер князь Горчаков. Хотя он и не относился к друзьям семейства, но на радостях и его, по словам Мелани, встретили с удовольствием. Особенно польстило экс-канцлеру посещение Йоханнисберга прусским королем.

В этом круговороте общения не затерялся и начинающий прусский дипломат, которому предстояло в недалеком будущем сыграть ключевую роль в деле разрушения тщательно выстроенного Меттернихом европейского эквилибра. Мелани отвела этому персонажу абзац в своем дневнике за август 1851 г., где говорилось следующее: «Прусский посланник господин фон Бисмарк, который заменил в бундестаге генерала фон Рохова, провел у нас день. Он долго разговаривал с Клеменсом, и у него, кажется, самые лучшие политические принципы. Мой муж проявил к нему большой интерес. Он показался нам приятным и чрезвычайно умным»[1194].

Все же не стоит переоценивать значения встречи этих двух незаурядных и столь непохожих друг на друга исторических фигур. Тем более Меттерних был уже, как говорится, вне игры, а Бисмарку еще предстояло проделать большой путь, чтобы стать «железным канцлером», одним из главных вершителей европейской политики. Того и другого сближала мысль о необходимости союза между Австрией и Пруссией. Но каждый из них представлял себе такой союз по-своему, поскольку главную роль в нем отводил своей собственной стране.

Меттерних готов был допустить определенное, строго регламентированное усиление Пруссии в рамках Германского союза. В связи с этим он использовал понравившийся Бисмарку термин «насыщение». Конкретнее имелось в виду усиление прусского влияния, прежде всего военного, в плане защиты северогерманских малых государств. Как позднее выяснилось, Бисмарк понимал термин «насыщение» в буквальном смысле слова и весьма расширительно.

В отличие от Бисмарка, Меттерних был убежденным и последовательным федералистом. Федеративное устройство Германского союза лучше всего обеспечивало преобладание в нем Австрии и вообще соответствовало структуре самой Габсбургской империи. Да и саму Европу князь видел в идеале как своего рода конфедерацию государств.