Но гораздо важнее в начале 50-х гг. было то обстоятельство, что взгляды экс-канцлера находились в противоречии с политическим курсом его преемника князя Ф. Шварценберга. Возможно и в этом заключалась одна из причин затяжки возвращения Меттерниха домой. Еще в 1849 г. он советовал «дипломату своей школы» обратиться с целью ориентации к докладу, который был написан им еще в 1817 г. для императора Франца I. Меттерних тогда еще не предполагал, насколько далеко расходятся его позиции с подходом человека, которого он считал своим учеником.
Встреча со Шварценбергом состоялась только через три с половиной месяца после возвращения Меттерниха. «25 (сентября. —
Будучи, как и Меттерних, консерватором, Шварценберг, с его авантюрным характером и острым политическим чутьем, понимал необходимость обновления империи. Само падение Меттерниха убеждало в необходимости этого. Основными направлениями политики Шварценберга стали централизация и германизация.
После революций 1848 г. Пруссия взялась за перекройку Германского союза, чтобы обеспечить себе лидерство. Мощной притягательной силой были ее тесные и разветвленные экономические связи с малыми и средними германскими государствами.
В этой ситуации Шварценбергу нельзя было терять времени, и он действовал решительно, по-военному, нередко пренебрегая дипломатическими условностями. При поддержке России и Франции ему удалось навязать пруссакам унизительное Ольмюцкое соглашение (29 ноября 1850 г.). В соответствии с его условиями Германский союз вернулся к прежней конфигурации, которую попыталась было изменить в свою пользу Пруссия. Ольмюцкое унижение стало важным импульсом в формировании Бисмарка как политика, он не мог примириться с тем, что отношения между Пруссией и Австрией стали напоминать «отношение Лепорелло к Дон-Жуану»[1196]
.Такая политическая манера явно не соответствовала «школе Меттерниха». В действиях Шварценберга изощренный мастер дипломатии усматривал «нечто резкое, солдатское»[1197]
. Британская королева Виктория, весьма заинтересованная в германских делах, отозвалась в одном из своих писем о главе австрийского правительства как о невыносимом человеке, «австрийском Пальмерстоне»[1198].Друживший с британским послом, герцогом Уэстморлендским, Меттерних показал это письмо Шварценбергу. Тот как будто встревожился и взял более тактичный тон, во всяком случае в отношениях с Англией, за что Уэстморленд благодарил Меттерниха.
Менее удачным было посредничество князя между Шварценбергом и его тестем фельдмаршалом Виндишгрецем. «Князь Виндишгрец, — свидетельствует Мелани, — прибыл и навещает нас ежедневно. Я нашла его выражения умереннее, чем ожидала. Клеменс прилагает много усилий, чтобы добиться сближения между ним и его зятем князем Феликсом Шварценбергом, но безуспешно»[1199]
.Конечно, яблоком раздора были не столько личные взаимоотношения князей-родственников, сколько расхождения политические. Виндишгрец был ведущей фигурой аристократической фронды, настроенной против, как пишет Србик, «неисторической централизации и нивелирования»[1200]
. Если же говорить еще точнее, то централизации и германизации. Венгерские, чешские и польские аристократы опасались чрезмерного усиления немецкого элемента в многонациональной империи.Кроме того, аристократии, независимо от национальной принадлежности, не нравилось, что их высокородный собрат невысоко ставил ее деловые и политические качества. «У нас совсем нет дельной с политической точки зрения аристократии, и институт, подобный английской палате пэров, был бы для Австрии совершенно неподходящим, бесконечно осложняющим задачи правления»[1201]
, — так оценивал князь Феликс Шварценберг имперскую аристократию в письме к еще находившемуся в изгнании Меттерниху.Виндишгрец и его единомышленники ожидали возвращения экс-канцлера с надеждой найти в нем духовного лидера. Но Меттерних благоразумно воздержался от сколько-нибудь заметного участия в общественной жизни, хотя по каналам личного общения, безусловно, оказывал на нее некоторое влияние.