Князь Меттерних. Человек и политик

В канун очередного обострения «проклятого восточного вопроса» (май 1852 г.) Меттернихов навестил российский император Николай I. Трудно сказать, какие мотивы, политические или личные, побудили Николая к встрече с человеком, к которому он едва ли питал добрые чувства. Скорее всего, и те и другие. Даже находясь вне практической политики, бывший канцлер обладал определенным влиянием в Вене. Не исключено, что царь несколько его переоценивал. Возможно, сказывалось также и чувство «консервативной солидарности». Нельзя сбрасывать со счетов и естественное ностальгическое желание повидать человека, с которым так много было связано в недавнем прошлом. Тем более что Николай I проявил себя в высшей степени благородно по отношению к свергнутому канцлеру: оказал ему существенную материальную помощь и предлагал в трудный момент убежище в России.

Мелани, когда-то кокетничавшая с царем, и теперь в восторге от него: «Он по-дружески трогательно держался с нами и много говорил о нашем императоре, которого он, по его словам, любит как собственного сына»[1212].

Вскоре вслед за царем нанес визит великий князь Константин, затем Нессельроде. Наконец и сам обольстительный граф Орлов, так расположивший к себе Меттерниха еще в начале 30-х гг. Он был принят, несмотря на то, что хозяйку дома мучила лихорадка.

Вскоре Николай I еще раз побывал у Меттернихов, вернувшись с артиллерийских стрельб. «Он говорил намного откровеннее, чем в первый раз»[1213], — заметила Мелани. С князем у императора был долгий разговор. Прощаясь с четой Меттернихов, Николай I сказал, чтобы они всегда считали его своим преданнейшим другом.

Незадолго до визита Николая I Меттернихов достигла весть о смерти маршала Мармона (март 1852 г.), с которым князя связывали давние дружеские отношения. В октябре того же 1852 г. скончался, пожалуй, самый близкий из друзей Меттерниха герцог Веллингтон. Эти люди были особенно дороги Клеменсу тем, что напоминали о самой славной поре его жизни.

Летом 1852 г. в Вене появилась княгиня Екатерина Багратион. Создавалось впечатление, что главной ее целью было оживить воспоминания о ярких годах молодости. Она провела в австрийской столице шесть недель и почти ежедневно бывала у Меттернихов.

Екатерина Павловна не желала считаться с годами. Хотя те и брали свое, она продолжала внутренне оставаться все тем же «обнаженным ангелом», о чем свидетельствовали и экстравагантные туалеты, щедро открывавшие утратившие былую прелесть и изрядно высохшие формы.

У Меттернихов она встретила благожелательный прием. Мелани сделала в своем дневнике довольно деликатную запись о гостье из прошлого: «Ее туалеты отличались невиданной оригинальностью»[1214]. Внучка же князя, Полина Меттерних-Шандор, со свойственной юности безжалостностью не удержалась от ехидного описания отчаянно молодящейся, похожей на мумию красавицы былых времен[1215]. Сам Клеменс с не лишенной легкой иронии торжественностью вел к столу подругу бурной молодости.

Весной 1854 г. князь пережил самую тяжелую утрату. 3 марта скончалась Мелани, которая была младше его на 32 года. Их продолжавшийся 23 года брак оказался на редкость счастливым. Всю себя без остатка Мелани посвятила служению мужу. Для нее он был воплощением совершенства, земным божеством. Всякий, кто осмеливался сказать о ее Клеменсе худое слово, немедленно становился ее смертельным врагом. Своим темпераментом, высокомерием, невоздержанностью на язык она доставила мужу немало неприятностей. Но все это с лихвой искупалось той самоотверженной любовью и заботой, душевным и житейским комфортом, которыми она его окружила. Она родила ему четырех детей, трое из которых успели пожить в XX веке.

Княгиня Мелани стала жертвой целого набора тяжелых болезней, которые обострились в последний период ее жизни. Но главной из них был рак. Свои страдания она переносила с исключительным мужеством, старалась держаться так, чтобы не доставлять беспокойства Клеменсу. Для того так и оставались тайной ее мучения.

Несмотря на солидную разницу в возрасте, тщательно опекавшая мужа Мелани выступала по отношению к нему в материнской ипостаси. Эгоистичному, привыкшему к поклонению Клеменсу это было приятно и удобно. В письме к близкому человеку, барону Хюбнеру (сменившему в Париже Аппоньи), князь признавался, что в Мелани он потерял не только спутницу жизни, наделенную благороднейшими духовными качествами, но и, «можно сказать, вторую мать»[1216].

Тем не менее Меттерних полностью оправдал свою репутацию политика до мозга костей. Сразу же за вышеприведенными словами скорби по Мелани следует такая фраза: «Мое подавленное состояние усугубляется и общим положением в мире»[1217].

К этому времени уже началась Крымская война, поставившая Австрийскую империю перед труднейшим выбором. Чтобы выйти из сложной ситуации с наименьшим уроном, требовалось исключительное искусство дипломатического маневрирования, какое в свое время демонстрировал Меттерних. Теперь же достойного преемника у него не нашлось.