Князь Меттерних. Человек и политик

Как и «западников», Меттерниха не устраивало занятие Россией Дунайских княжеств, но он считал, что русских надо вытеснить из них не силовыми аргументами, а дипломатическим маневрированием. Россию, в частности, следовало бы уверить в том, что австрийские войска на нижнем Дунае прикрывают ее от флангового удара войск западных держав.

В конечном же счете, сокрушался экс-канцлер, Австрия настроила против себя практически всех. Была оскорблена Россия, сохранилось недоверие к Австрии Запада. «Россия стала врагом, а Англия и Франция не стали друзьями»[1224], — таков, по словам Г. фон Србика, плачевный результат отхода от курса Меттерниха. Ситуацией ловко воспользовался сардинский министр, искусный дипломат граф Камилло Бензо Кавур, чтобы посылкой войск в Крым заслужить поддержку в деле объединения Италии.

V

Завершение Крымской войны, на взгляд Меттерниха, не принесло подлинного умиротворения: «Пушки вернулись в арсеналы, а военные корабли в порты. Политический мир заключен, но это сиюминутный мир, а не мирный порядок и не социальный мир. Подлинного мира Европа не получила»[1225].

Меттерниха страшит возможность сближения между Россией и Францией. Этим двум странам проще иметь дело друг с другом, пишет он в очередном наставлении Буолю: «У обоих государств нет непосредственного соприкосновения друг с другом»[1226].

Особенно князь опасается англо-французской антанты, которая, по его мнению, возникла по вине императора Николая I. Конечно, между союзниками много разногласий, ставящих под сомнение долговечность их альянса, но, к несчастью, по итальянскому вопросу их позиции наиболее близки.

Обозревая перспективы на будущее, князь в конфиденциальном письме сыну Рихарду (от 4 января 1857 г.) позволяет себе критику по адресу императора Франца Иосифа. Результатом его политики явилось то, что «Австрия сегодня находится в одиночестве. Такую позицию не назовешь удобной». Далее следует предостережение сыну: «Все сказанное должно остаться между нами»[1227].

Когда спустя полтора года Меттерних в очередной раз затрагивал тему «одиночества» Австрии в письме Буолю, он во всем винил прежде всего социальную революцию, охватившую Европу с 1789 г. Она привнесла беспорядок во все сферы общественной жизни, подорвала эквилибр. В таких обстоятельствах даже большому государству не остается ничего другого, как вести себя подобно «капитану корабля, оказавшегося в море, усеянном рифами, посреди густого тумана»[1228]. «С кем идти сегодня Австрии?» — риторически вопрошал бывший канцлер. На этот вопрос у него (едва ли не впервые в жизни) нет ответа.

Вообще он не уверен, что в настоящее время возможен какой-либо альянс на основе правильной правовой базы и ясно выраженной воли. Франция, с определенными модификациями, идет по тому же пути, на который она встала 69 лет назад. Французский парламентаризм в духе Монтескье подрывает и разрушает представительную систему в Англии. При этом «морские державы» движутся навстречу друг другу. Россия втягивается на самоубийственный путь; у Пруссии нет настоящего руководства. Правда, Австрийская империя в эпохи всеобщего беспорядка обнаруживала удивительную способность к сопротивлению[1229]. Оставалось надеяться только на это.

Примириться с мыслью об «одиночестве» Австрии творцу альянсов и коалиций было трудно.

За несколько месяцев до кончины Меттерних отправляет письмо Дизраэли, где объясняется в любви Англии и проводит свою излюбленную идею: «Великая морская империя… и континентальная центрально-европейская держава, у которой нет интересов на море, всегда кончают тем, что сходятся друг с другом, идет ли дело о вопросах общего характера или же о вопросах, затрагивающих их прямые интересы»[1230].

В то же время страх перед Францией, а точнее, перед революционной угрозой, постоянно, по убеждению князя, исходящей от нее, побуждал его обращать свои взоры и на Восток. Видимо, в глубине души у него теплилась надежда на то, что время поможет смягчить последствия австрийской «неблагодарности», тем более что и восточный консервативный союзник не раз своими односторонними действиями наносил тяжелые удары по интересам Габсбургской империи.

Свое восприятие современности Меттерних выразил английским словом darkness[1231], т. е. тьма, мрак. Главное зло, нависшее над миром, резюмируется тоже одним словом — «социальная революция». С ней связано много всяческих «измов».

К числу главных объектов критики князя относится и либерализм. Само это понятие он считает «бессодержательным», неким «общим местом», «пустым орехом»[1232]. Но это не умаляет его опасности. Многие государи XVIII и XIX веков пострадали от того, что были чересчур либеральными. Опасность либерализма усугубляется тем, что он органически связан с борьбой за национальные цели народов, стремящихся к независимости. Дипломатию, признающую ценность «национальности», Меттерних квалифицирует как «либеральную»[1233].