Князь Света. Порождения Света и Тьмы

– Ад разворошен, – говорит он. – Я наполовину непобедим. Это, должно быть, рукавица Сета. Странно, что она покрывает меня лишь наполовину. Хотя, может быть, я просто человек в большей степени, чем был он. (Оглядев свое брюхо.) А может, и нет. Но сила, заключенная в ней… Всемогущий! Подчинить развращенные души и побудить их к обращению – может быть, для этого она и передана в мои руки. Божествен ли Тот? По правде говоря, не знаю. Любопытно. Если да, тогда я не прав, если ее ему не отдам. Если только на то не его тайная воля. (Разглядывает свои обтянутые сетчатой тканью руки.) Неизмерима теперь моя сила. Как я ее использую? Весь Уолдик мог бы я обратить с ее помощью, дайте только срок. (Пауза.) Но он дал мне специальное задание. И все же… (Улыбка. Сеть не покрывает его лица.) Что, если он божественен? Сыновья, зачинающие своих отцов? Вполне может статься. Вспоминаю миф о Рае. Я знаю, что эта схожая со змием рукавица может свидетельствовать о Запретном. (Пожимает плечами.) Но добро, которое можно с ней сделать… Нет! Это ловушка! Но я мог бы втемяшить им слова… И я так и сделаю! «Хоть и зияет жерло Ада», как говорит Врамин.

Но когда он поворачивается, сверху опускается смерч, высасывает у него изо рта все слова, бросает его в широкий, пустой, холодный колодец.

Позади сражаются тени, широко разевает рот Уолдик, но Мадрак уже вне досягаемости, ибо Принц отозвал его домой.

Громодавы

…Но Вэйким Странник обулся и поднимается теперь над землей, стоит, смеясь, в воздухе. С каждым его шагом из храма доносится гул, смешивающийся снаружи с громом. Воины и богомольцы склонились в низком поклоне.

Вэйким взбегает по стене и останавливается на потолке.

За спиной у Врамина появляется зеленая дверь.

Вэйким спускается и шагает в нее.

Следом за ним Врамин.

– Слава! – считает один из жрецов.

Но одурманенный наркотиками копейщик оборачивается и приканчивает его.

Однажды, через много-много лет после их чудесного отбытия, целая галактика могущественных воинов отправится на Поиск Святых Башмаков.

А тем временем алтарь пуст, идет себе закатный ливень.

По ту сторону добра и жезла

Стоят они все в Цитадели Марачека и прокручивают в обратную сторону все, что с ними произошло.

– Башмаки у меня, – говорит Вэйким. – Ты можешь забрать их в обмен на мое имя.

– А у меня рукавица, – говорит Мадрак, отворачивая лицо.

– …А у меня жезл, – говорит Гор, когда падает он у него из руки.

– Тебе не пронзить меня им, – говорит Принц, – ибо сделан он не из материи или чего-либо иного, что мог бы ты контролировать – рукой или умом.

И закрыт ум Принца для внутреннего ока Гора.

Гор шагает вперед, и левая нога его длиннее правой, но это только помогает ему удерживать равновесие на наклонном теперь полу; за спиной у Принца пылает, как солнце, окно, золотым и текучим стал Стальной Генерал; Врамин горит, как свеча, а Мадрак превращается в толстого болванчика, раскачивающегося, как раскидай на резиновой нити; стены ворчат и пульсируют в четком ритме в такт музыке, доносящейся из чересполосицы спектра на полу в конце туннеля, который начинается от окна и лежит пылающим медом тигровой шкуры на жезле, ставшем вдруг чем-то чудовищным и слишком истонченным, чтобы увидеть его в вечности башни Цитадели Марачека в центре Срединных Миров, где пробудил Принц свою улыбку.

Еще один шаг делает Гор, и тело его становится проницаемым и прозрачным для его чувств, и все, что происходит в нем, сразу становится видимым – и пугающим.

И Луна, словно джинн, выходит
из черной, как негр, лампы ночи,
и спешит ко мне по дороге
моего взгляда.

Убирает она ковер дней,

по которому хаживал я,
и по пещерам небес
идем мы, —

говорит голос, причудливо похожий и не похожий на голос Врамина.

И Гор поднимает руку на Принца.

Но уже сжимает тот его запястье обжигающей хваткой.

И поднимает Гор на Принца другую руку.

Но уже сжимает тот его запястье леденящей хваткой.

И поднимает он другую свою руку, и бьет ее ток.

И поднимает он другую свою руку, и чернеет она и отмирает.

И поднимает он еще сотню рук, и обращаются они в змей, и набрасываются друг на друга, и, конечно, шепчет он:

– Что случилось?

– Мир, – отвечает Принц, – в который я перенес нас.

– Нечестно выбирать для схватки, – говорит Гор, – мир, слишком похожий на один из известных мне, и при этом чуть измененный, но страшно искаженный.

И слова его – всех цветов Блиса, округлые – капают.

– А с твоей стороны – порядочно разве желать мне смерти?

– Мне было поручено убить тебя, да и сам я этого желаю.

– Ну так ты потерпел неудачу, – говорит Принц, понуждая Гора встать на колени посреди Млечного Пути, который становится прозрачным пищеварительным трактом, сотрясаемым судорожной перистальтикой.

Запах невыносим.

– Нет! – шепчет Гор.