Княжеский отпуск (СИ)

Князь сел на жалкий маленький стульчик, стоявший возле чёрного грубо сбитого стола. Старуха налила ему в кружку мятного чая и, что-то бросив туда, пока Сергей Петрович с любопытством озирался по сторонам, села напротив него на, такого же вида, стул. Она сидела и молчала, ожидая, пока гость сделает пару глотков прохладного напитка. Князь достал из кармана золотые часы с дарственной надписью, посмотрел на время: стрелки показывали ровно три часа. Он отхлебнул чаю, в котором болтались две-три клубничные ягодки, и тут будто очнулся от короткого сна - голова была совершенно без мыслей. Князь поглядел на старуху - та молча смотрела на него тёмными глазами. Его голова была как в тумане, будто не чай был в кружке, а крепкое вино. Тут он снова достал часы и, посмотрев на стрелки, не поверил глазам - прошло десять минут после того, как он отхлебнул из кружки.

Посидев ещё не много и окончательно придя в себя, он спросил:

- Откуда ты знаешь ту странную историю, и кто ты вообще такая?

- Да, вот уж, знаю: люди сказывали. А кто я такая - простая русская баба.

- Ага, простая, - сказал князь, опуская глаза в пол.

- Да какая уж уродилась: в нашем роду все простые, - она говорила так спокойно, будто ничего не произошло.

- Откуда ты пришла?

- Издалека, батюшка: камни монахов искала, да вот решила, покамест, здесь передохнуть.

- Это я уже слышал.

- Так чего ж тебе ещё надобно? - удивилась она.

- А мне надобно знать про тебя всё!

- Ишь ты, какой прыткий - всё ему знать надо: я сама про себя толком-то ничего не знаю - не изведала ещё души своей, - в её словах сквозило не прикрытое ехидство, - да и вспомнить могу не много, хочу лишь сказать главное: уезжать тебе отсюда надо - нехорошее здесь место, тёмное.

- То есть, как уезжать? На меня весь дом, всё имение оставили! Нет уж, дудки! Что я потом графу скажу? - удивился он.

- Это уж не моё дело, какие у тебя с ним разговоры будут, да и будут ли вообще, а одно верно - уезжай, пока не поздно.

Он опять начал горячиться:

- Так в чём же дело-то?

- Да в том самом, батюшка: ты, когда сюда ехал, по дороге хоть одну церквушку видал?

- Нет, не видал, вернее, не помню. Да я особо и не смотрел - степь одна, да и только, - князь пожал плечами.

- Вот то-то и оно, что степь. А высматривать купола и не надо - они сами в глаза бросаются.

Князь по-прежнему не понимал к чему она клонит.

- Плохое здесь место, - продолжала она, - на триста вёрст вширь, да в даль. Все земли здесь тёмные, неприятные. Ты что же думаешь, граф просто так отсюда уехал? - прошипела она, приблизив лицо и посмотрев из-под низу в его глаза.

- Как он мне сказал, надоело, мол, жить на одном месте, домой хочу - в Киев.

- Ага - домой, ага - место надоело! - старуха захохотала, но тут же утихла и добавила. - Он только забыл сказать, что жить ему надоело именно в этом месте, - она не отрывала от чистых серых глаз князя своих тёмных очей.

Князь отлепился от чужого взгляда и посмотрел по сторонам, поёживаясь от пришедшего невесть откуда холода. На стене висели пучки трав, а на двух старых полках, обросших паутиной, аккуратно пристроились маленькие глиняные горшочки. В углу - старая кровать, с брошенным на неё таким же древним рваным одеялом. Над столом - маленькое грязное оконце, размером с форточку: днём оно пропускало столько света, что обедать нужно было со свечкой. Унылая тёмная комната, тоскливые серые стены, усеянный редкими опилками земляной пол. "Точно склеп какой-то", - подумал князь.

Старуха всё прочитала по его тоскующему лицу.

- А мне нравится, - сказала она, - всё лучше, чем жить под открытым небом. Я хозяину благодарна. Он человек добрый, хотя и мог озлобиться на весь мир. Сам посуди: вдовец, уж лет десять как, и двоих детей своих, Степушку и Никитушку, похоронил в тот же год, как овдовел. Хотел он, было, их здесь схоронить, на пригорке, рядом с садом цветущим, да ни один поп не захотел сюда ехать, отпеть чтоб. Вот и решил он отвезти детишек поближе к городу, где их отпеть можно, да там, на кладбище, и оставил. Ты ж, наверное, видел те два камня, что во дворе стоят - так это их камни. Но он их так и не поставил: чего-то не до того ему было. А здесь, на пригорке, хоронят только солдат, да дворню, и все не отпетые. Так, поди, и ходят тут, неприкаянные, между небом и землёй... Ты чего побелел-то весь, батюшка: чаёк, что ли плохой, али как? Да ты не пужайся, милый - это ж всё сказки, - тут она опять чуть не рассмеялась. Но князь не обратил внимания - он сидел как не живой, будто кукла, набитая опилками. А старуха продолжала:

- И умерли они все как-то быстро. Сначала жена всё за голову хваталась, мучилась болями, потом детки вслед за ней ушли, от тоски, наверное, по матушке своей. Степушке три года в ту пору было, а Никитушке - не полных два. Ни один лекарь не мог понять, что с ними случилось. Ну а потом и сам хозяин захворал: старые раны ныть начали, да и новые напасти появились - прихрамывать не хорошо стал... Тёмное это место, злое.

Она замолчала. Князь поднялся, собираясь уйти, но та его остановила: