– Ох, Кириллушка, и заживем мы с тобой скоро!– мечтательно произнесла она, отходя чуть подальше.– Не жизнь будет, а сказка…Изяслав нам за информацию о Варяге столько гривен отвалит, что на всю жизнь хватит. Буду в золоте ходить, как матери Езиды! Все твоей жене завидовать будут!
– Ага!– буркнул задумчиво трактирщик. Он в отличии от жены прекрасно понимал, что посещение князя может обернуться не только наградой, но и наказанием. Тот бы голову на плечах удержать, а не о самоцветных ожерельях спор вести.
– Штаны тебе новые справим! – продолжала, не обращая на его хмурое состояние, жена смело мечтать.– Да какие штаны?! Сапожки новые, красные, сафьяновые…
Так, за разговором и выбрели они на княжескую улицу, где в самом начале, на небольшом взгорье высился княжеский терем, обнесенный плотным дубовым частоколом, со смотровыми башенками по бокам. Ворота были открыты, но едва Кирилл с женой сделал шаг внутрь. Как дорогу ему преградили несколько крепких воинов из малой дружины, еще гридней, но уже умевших держать не деревянное, а настоящее оружие.
– Куда?– строго спросил один из них, насупив брови для пущей важности.
– Слово и дело!– громко провозгласил Кирилл, чуть осипшим от испуга голосом. Произнеся короткую фразу, которая дозволяла получить в Киже тут же аудиенцию у князя, трактирщик почувствовал, что перешел некую черту, из-за которой назад дороги не было. И от этого сосущего ощущения пустоты, ждущей по ту сторону Рубикона, было как-то непривычно страшно.
– Государево дело!– строго прикрикнула на гридней Анна, выйдя вперед.– Чего глаза вылупили, бестолковые? Видите нас в покои княжеские. Изяслава видеть хотим! С делом важным…
Гридни переглянулись. Будь на их месте в этот момент стражники поопытнее, то и не видеть бы палат правителя Кижа Анне с Кириллом. Но парни были совсем молодые, а магическая формула «Слово и дело» звучала так, как будто обещала настоящее опасное приключения, а потому со вздохом один из них, видимо, поставленный старшим, произнес важно и степенно, стараясь казаться взрослее:
– Прошу за мной!– его напарники по службе завистливо смотрели ему в след, пока он с трактирщиком и его женой поднимался по резному крыльцу в горницу, где вел прием Изяслав.
В предбаннике, узкой, похожей на пенал комнате, украшенной по углам ликами Светлейшего, толпилось десятка полтора купцов разных мастей. Скрестив под себя ноги, на скамье в цветном халате сидел посол Агеи Рифат. Левее его, улыбаясь своей белозубой улыбкой, поглаживая идеально причесанные волосы, примостился посланник Стибора Георгий. Он одарил Анну, одетую в свой лучший наряд таким липким взглядом, будто она с головой окунулась в мед, громко причмокнул губами.
– Слово и дело!– громко провозгласил сопровождающий их гридень, важно нахмурив брови. При этих словах купцы изумленно притихли, а посланник Стибора с интересом поглядел на трактирщика, мнущегося позади своей статной жены.
Правом увидеть князя вне очереди пользовались редко, хотя правило это идет из глубины веков, когда на материке появились первые переселенцы, а о демоне Мамоне и его ордах и слыхом не слыхивали, потому-то и вызвала эта общеизвестная формула такое ошеломительное воздействие. Кто-то замер на полуслове, кто-то обернулся, кто-то прекратил разговор, и лишь Георгий тихо промолвил
– Государево дело, прежде всего!– и снова мазнул по Анне похотливым взглядом. Она зарделась, но не столь от внимания самого стиборского посла, сколько от важности момента. Кирилл, заметив это, дернул ее за рукав, увлекая за собой и за гриднем, который уже распахнул двери княжеских палат.
– Ваше высочество!– громко прокричал он, а Анна успела заметить, как кругленький, словно колобок, небольшого роста Изяслав отпрыгнул от столика с агейскими винами, опрокинув в себя бокальчик чего-то терпкого и ароматного.
– Чего надо остолоп?– гневно топнул ногой Изяслав, присаживаясь на высокий резной трон, украшенный человеческими черепами на подлокотниках. Мертвецы скалились, создавая жутковатое ощущение.
– Слово и дело!– ответил, ничуть не смутившись, гридень, вытянувшись в струнку.
– Что?– нахмурился князь, потом что-то вспомнил и поманил трактирщика с женой рукой.– Говори!– приказал он, впрочем, без особого интереса. Сколько к нему за одно утро приходят таких, как эта парочка просителей, которые жалуются на жуликоватых купцов, более удачливых соседей, на своих братьев и сестер из-за не поделенного наследства, на налоговый приказ, который дерет втридорога, да на что угодно! Но только никто из них никогда не пользовался формулой «Слово и дело», что обозначало вопрос государственной важности и только лишь для княжеских ушей.