– Опять заводиться начинаешь, владыко. Не стóит… Ты о Патриаршем окружении или о дворе Великокняжеском?
Владыка Мартин повертел в пальцах ключик от ларца:
– Государевы воззрения тебе давно известны, да и в ближнем круге его пока подобного не слыхать. Пока. А далее? За наследников поручишься? Кого назвать сможешь?
– Рано об этом. А что Святейший?
– А что Святейший: «Се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе!» Улыбается, как младенец да всех поскорее примирить норовит. Всех подряд, без разбору. Знатным миротворцем соделался, понимаешь ли.
– Устал или…
– Стареет, друже-отче. Просто стареет. Послушай, Вирий, мы слишком хорошо знаем друг дружку. Что там у тебя случилось? Выкладывай, не тяни кота за хвост.
– И в мыслях не было. В день, когда раненый княжич Кирилл в себя пришел, пожаловал в гости ко мне отец Дионисий.
Ключик перестал вращаться в пальцах архиепископа Мартина:
– Духовник Государев?
– Он самый.
– Вот как. Ну и?
– Ну и где же твоя былая быстрота ума, старый друже? – с деланой укоризной вздохнул отец Варнава. – От нас до стольного града Дорова не менее шести дней пути, да и то, если на перекладных. Это лишь в одну сторону, для гонца. И обратно столько же. А отец Дионисий – тут как тут. Выходит, совсем неподалеку пребывал. И еще выходит, знал о чем-то да ждал чего-то.
– Вот как… – опять сказал владыка Мартин.
Настоятель по-старчески мелко благословил его и с какой-то растерянностью предложил сопроводить. Кирилл отрицательно помотал головой. Взглянув поочередно сквозь Иова с дядюшкой Титом, зашагал по дорожке из дикого камня. Клены-привратники роняли на нее последние багряные листья. Отец Нил отвернулся, с неслышным шепотом перекрестился на простые деревянные маковки и кресты кладбищенской церквушки. Две пары глаз продолжали молча смотреть вслед Кириллу.
Князь Тримир первым из рода Вука пожелал покоиться не в родовой усыпальнице, а на соборном кладбище. Но вопреки собственному желанию, в Гуровскую вотчинную землю так и не лег. Кирилл провел пальцами по глубоким бороздам его имени в знаках пятиконечного креста и листьях падуба; бурый мох давно поселился в них. Серый камень со стесанною стороною был всего лишь кенотафом, памятницею – тело прадеда отыскать не удалось. Княгиня Грида кинулась на поиски его и сама не вернулась – вот он, такой же камень рядышком, пониже только. Нестареющий дядюшка Тит когда-то вполголоса да с оглядкою поведал о том, что прабабку за крутой и самочинный норов ее втихомолку именовали князем Гридом.
Младший сын Тримиров, князь Прозор, со княгинею Томилою лежали по правую руку под греческими равносторонними крестами черного гранита. Среднего и старшего сыновей приняла в себя далекая Порубежная земля, ставшая им родною. Ей княжичи, а потом князья служили, её хранили и защищали – нередко и от себя самой. Так уж получалось.
А вот и они, три свежих холмика:
«Вук-Иоанн, князь Гуровский и Белецкий. Рожден в лето…»
«Княгиня Дана-Евдоксия…»
«Княжич Ранко-Димитрий…»
Внимательно разглядывая новые надгробия, Кирилл вдруг осознал, что не чувствует ровным счетом ничего. Он вспомнил, что подобное уже происходило с ним – на тех самых смотринах у «давних добрых друзей» отца Варнавы. Ну ладно, тогда там были совсем чужие люди, а здесь и сейчас – близкие по крови, ближе некуда. Свежие могилы. Недавние потери.
Всё это было как-то очень и очень неправильно.
Как и вчера перед сном, поверх этих надгробий начало медленно проявляться другое изображение – новоримские видом и грубо вытесанные из простого известняка кресты. Имен на них Кирилл разобрать не мог, но откуда-то возникла мысль, что раньше – давным-давно – знал их хорошо. Даже не так: они были родными.
«Ерунда какая-то… Да просто чушь!»
Рядом прозвучало осторожное покашливание. Он волей-неволей повернул голову – по левую руку стоял невысокий старичок в изрядно поношенном и явно с чужого плеча стрелецком кафтане. Незаметно так появился, неслышно совсем. Наверное, Кирилл слишком глубоко ушел в себя.
– Здравия и долголетия, княже! – приветливой скороговоркой промолвил старичок. – Вымахал-то как – ух да бух! Кабы не ведал, что это за гость такой к нам пожаловал – нипочем бы не узнал. А последний раз ты тут был три лета тому. Коль не перепутал по теперешней скудной памяти своей, в самый поминальный день по князю Тримиру. А еще прежде видел тебя и вовсе мальцом – то ли дважды, то ли всего-то разок, в точности уж не припомню.
– Мира и блага! – неохотно ответил Кирилл, когда старичок наконец остановился, чтобы перевести дыхание. Добавил с еще большей неохотой: – Да, было такое…
Он и в самом деле всю свою жизнь избегал посещения любых кладбищ, стараясь увильнуть от того под всяческими мыслимыми и немыслимыми предлогами. Почему не удалось отвертеться в последний раз, как-то ушло из памяти. Но сейчас больше всего не хотелось заводить праздных разговоров с кем бы то ни было.
– Жаль, что сестрица твоя старшенькая не здесь лежит, бедолаженька, – с навычным бойким сокрушением продолжал старичок. Столь же навычно вздохнул и покачал головой.