Княжна Дубровина

Самое важное мсто въ дом и во глав прислуги занимала домоправительница, бывшая первая горничная матери двицъ Богуславовыхъ, которую он звали Ариной Васильевной и къ которой питали особенную любовь и уваженіе. Это была худая, прехудая, маленькая, сдая старушка, лицомъ блдная, походки тихой и не слышной; говорила она медленно и тихо, не спша. Разсказывали, что съ дтскихъ лтъ судьба отнеслась къ ней сурово. Она осталась сироткой и барыня взяла ее во дворъ — она находилась подъ началомъ горничныхъ, была на побгушкахъ, мало видла ласки и много колотушекъ, никакихъ удовольствій и не мало работы. Рано посватался къ ней красивый, барской камердинеръ, и она сирота круглая сочла себя счастливою сдлавъ такую видную и выгодную партію. Но счастіе ея длилось не долго. Мужъ ея умеръ оставивъ ей сына. Она его выходила и выняньчила со многими лишеніями и многимъ трудомъ и привязалась къ нему съ великою привязанностію и материнскою нжностію, но и онъ достигнувъ семнадцати лтъ умеръ. Горевала, безутшно горевала несчастная женщина, но ей попалась на руки племянница, дочь сестры. Выходила она и ее, любила какъ родную дочь, отдала замужъ въ очень молодыхъ лтахъ, но супружество оказалось несчастнымъ. Мужъ ея племянницы спился съ кругу, мучилъ и билъ жену и наконецъ вогналъ въ могилу. «Видя жизнь ея горемычную, сказала однажды Ирина Васильевна Варвар Петровн, казнилась я люто и поняла, что и смерть родимыхъ перенести легче, чмъ такую-то ежедневную, ежечасную муку!» И вотъ Ирина Васильевна, переживъ всхъ своихъ, осталась одна одинехонька, какъ былинка въ пол. И суха, и желта, и безжизненна была она какъ та былинка въ пол солнцемъ спаленная, втромъ оборванная, дождемъ побитая. Маленькіе срые глазки ея потухли. Она денно и нощно, говорили домашніе, молилась, постилась и смирилась. Съ усердіемъ исполняла она свои обязанности домоправительницы. исполняла въ точности приказанія Варвары Петровны, входила въ положеніе самыхъ незначительный слугъ, и подлинно заботилась и о собак дворника, чтобы счастлива была, съ великимъ рвеніемъ отыскивала кому помочь и когда средствъ ея недоставало, докладывала барышнямъ. Барышни же были вс три до бдныхъ щедрые и до несчастныхъ, по выраженію Ирины Васильевны, охочія, и не отказывали ей въ деньгахъ и всякой пищ и одежд для неимущихъ. Александра Петровна, имвшая много досуга, не сидла никогда праздною, она или читала или рукодльничала, и на крючк и на спицахъ связала несмтное количество юпокъ, фуфаекъ, одялъ и одяльцевъ, шапочекъ и башмачковъ для старушекъ и для дтей, и отдавала все это Ирин Васильевн для бдныхъ. Въ этомъ какъ тюрьма скучномъ дом томились замкнутыя въ тсную сферу добрыя души.

Посл Ирины Васильевны игралъ важную роль дворецкій, Максимъ, высокій, благообразный, чисто выбритый, тщательно одтый съ утра въ черный фракъ и блый галстукъ. Онъ былъ вполн преданъ барышнямъ и почиталъ ихъ за самыхъ умныхъ и знатныхъ госпожъ во всей Москв и: твердо врилъ, что он не вышли замужъ потому только, что достойнаго жениха для нихъ въ Москв не нашлось. Несмотря на свое высокое положеніе, Максимъ, котораго вс ввали Максимомъ Ивановичемъ, велъ тсную дружбу со швейцаромъ Конономъ, человкомъ свтскимъ, хвалившимся, что знаетъ всю Москву. Москва ограничивалась, по мннію Конона, тми семействами, которыя жили въ одномъ кругу и которыхъ онъ звалъ господами. Онъ зналъ ихъ родословную, исторію ихъ рода, на комъ кто женатъ и какое кто иметъ состояніе. Кононъ уважалъ деньги только тогда, когда он водились у родовыхъ господъ; безъ родовитости Кононъ пренебрегалъ деньгами. Онъ всякой день читалъ театральныя афиши, благоговлъ предъ Щепкинымъ а когда бывалъ въ дух, пвалъ въ полголоса аріи изъ оперы: «Жизнь за Царя». Близкихъ знакомыхъ своихъ барышень Кононъ встрчалъ привтливо, называя ихъ по имени и отчеству, справлялся о здоровь отсутствующихъ лицъ; вообще онъ велъ себя независимо и считая главною барышней Александру Петровну, ходилъ къ ней съ жалобой на Варвару Петровну и Лидію Петровну, когда оставался ими недоволенъ.

«Конечно, по ихъ болзни, говаривалъ Кононъ, Варвара Петровна занялась хозяйствомъ, но это дло не ихнее. Александра Петровна старшая, всему дому глава.»

Но этотъ же самый Кононъ, блюститель старшинства, охранитель по старому заведенныхъ порядковъ, поклонникъ родовитости, во многомъ другомъ былъ не прочь отъ новшествъ. Онъ любилъ разсуждать обо всемъ, читать газеты, судить рядить о политик. Ирина Васильевна глядла на него неблагосклонно, не позволяла ему касаться божественнаго, разумя подъ этимъ словомъ все что касалось до церкви и не допускала худаго слова не только о пономар, но даже о церковномъ сторож.

— Оставь, оставь, говорила старушка, — не твоего ума это дло.

Ирина Васильевна корила Конона и за то, что онъ неумолимо гналъ со двора оборванныхъ нищихъ и свысока принималъ просителей.

— Проваливай, кричалъ Кононъ нищему, — не къ барскому дому, къ кабаку путь твой лежитъ. Знаю я васъ! Выпроситъ грошъ, а на гривну выпьетъ, проваливай!