— Но какъ же, замтила Агаша, — Митя пишетъ, что надо ршить сообща, когда онъ прідетъ. Не лучше ли подождать его?
— Зачмъ намъ ждать сына? Ршаютъ дло отцы, а не сыновья. Притомъ ждать трудно, сказала Маша: — черезъ четыре недли намъ надо ухать въ Москву.
— Какое счастіе! прервала опять Лиза, а Лида дернула ее за платье, показывая глазами на негодующую Агашу.
— Отцу надо получить отпускъ, продолжала Маша, — надо все убрать въ дом, не бросить же все добро — хлопотъ будетъ не мало. Я удивляюсь письму Мити. Оно мн совсмъ не нравится; онъ подаетъ не только совты, которыхъ у него никто не просилъ, но даже ршаетъ вопросъ такой важности, а все это безъ малаго въ двадцать лтъ. Самъ же онъ очень легкомысленно ведетъ себя и уже задолжалъ порядочно. Ему не пригоже подавать совты отцу, а самъ онъ куда какъ въ нихъ нуждается.
— Совершенно такъ, сказалъ Долинскій. — Во всемъ этомъ трудне всхъ придется теб и мн, а на ихъ долю, онъ взглянулъ на дтей, — достанутся одни удовольствія. Перехать въ Москву, жить шире. — Вещь пріятная.
— Я въ этомъ не сомнваюсь, покончила Маша, и оба они, и мужъ и жена, пошли въ кабинетъ писать не дипломатическое письмо, какъ совтовалъ и желалъ Митя, а сердечное, доброе, какъ они сами.
Дрожавшими руками распечатала Анюта письмо папочки, отданное ей Митей, недовольное лицо котораго она замтила.
Она пробжала первыя строки и лицо ея изъ блднаго стало румянымъ, глаза ея загорлись.
Она жадно пробжала его и сказала:
— Я въ немъ не ошиблась: сердце мое угадало. Онъ былъ и остался отцомъ моимъ!… Потомъ она взглянула на Митю и сказала: — А ты недоволенъ — Богъ теб судья и я! И не разъ я попрекну тебя за твое лицо въ эту счастливую для меня минуту. Но прощай, я не въ состояніи говорить теперь, даже и съ тобою. Мн надо остаться одной. Я напишу теб, когда мн нужно будетъ тебя видть.
— Пощади насъ, Анюта, сказалъ Митя съ преувеличеннымъ видомъ мольбы и аффектированнаго смиренія, — и не длай огласки.
Она посмотрла на него холодно и сказала: — будь спокоенъ, и ушла изъ комнаты простившись съ нимъ холодне обыкновеннаго.
На другой день рано утромъ Анюта уговорила тетку свою Лидію идти къ обдн; он отправились об въ церковь съ великимъ удовольствіемъ. Посл обдни Лидія спросила у Анюты.
— Что съ тобою? Лицо у тебя такое странное и молилась ты усердне обыкновенная.
— Ничего, сказала Анюта, — такой стихъ нашелъ на меня, какъ говоритъ Арина Васильевна.
Анюта отправилась въ кабинетъ Варвары Петровны, повидимому спокойная, но каждая жилка дрожала въ ней.
— Тетушка, сказала она голосомъ твердымъ и какъ-то странно усиливаясь говорить спокойно, — можете ли вы удлить мн часъ времени: мн надо серіозно поговорить съ вами.
— Конечно, могу, что такое? сказала Варвара Петровна кладя въ сторону свою огромную, разграфленую, расходную книгу.
— Черезъ мсяцъ мн минетъ восемнадцать лтъ. Законъ освобождаетъ меня отъ опекуновъ и позволяетъ мн выбрать попечителей и того изъ родныхъ, у кого я хочу жить.
— Что? протянула Варвара Петровна съ неописаннымъ изумленіемъ.
— Я желаю жить съ дядей Долинскимъ, желаю также имть его попечителемъ, вмст съ дядей Богуславовымъ.
— Какіе пустяки! это такой вздоръ, о которомъ я не хочу и слышать, воскликнула Варвара Петровна, — я прошу въ другой разъ не безпокоить меня такими пустяками.
— Тетушка, сказала Анюта, — вы говорите со мною будто я ребенокъ, а я уже взрослая двушка.
— Конечно ребенокъ и безумный! воскликнула Варвара Петровна съ гнвомъ.
— Я объ этомъ спорить не буду: пусть я ребенокъ, но законъ не признаетъ меня такимъ и даетъ мн право…
— Съ какихъ поръ ты стала такая законница, а? Я всё понимаю! это студентъ Долинскій…
— Совсмъ не онъ, даю вамъ слово.
— Нтъ онъ, меня провести трудно.
— Если вы хотите знать правду, сказала Анюта, — я оставила бы домъ вашъ годъ назадъ, еслибы не онъ; онъ уговорилъ меня подождать. Въ шестнадцать лтъ я уже имла право…
— Да опомнись, ты помшалась! Ухать! Да кто теб позволитъ ухать? Выбрось это изъ головы вонъ!
— Тетушка, прошу васъ не сердитесь на меня, но я ршила жить съ
— Да что ты знаешь о нихъ? Ты ухала отъ нихъ дитятей и не могла судить о нихъ.
— Я судить тогда не могла, но я чувствовала и любила, а когда вспоминаю теперь, что они мн говорили, какъ наставляли меня, какъ жили, я знаю, что они люди рдкой доброты, честности и крпкихъ правилъ. Еслибы вы только узнали ихъ, вы бы ихъ оцнили.
— Положимъ такъ, но что ты, княжна Дубровина, подешь длать въ захолустье К** въ домъ своего дяди чиновника. Съ кмъ будешь жить посл нашего дома?.. Но зачмъ я напрасно говорю все это; не стоитъ! Я сказала нтъ и кончено.
— Но я имю право, сказала Анюта твердо.
— И оставайся при своемъ прав, отвчала тетка.
— Тетушка, сказала Анюта, — умоляю васъ, не доводите меня до крайнихъ мръ, до огласки и разрыва. Я не хочу ничего подобнаго.