Княжна Дубровина

— Слышите это! сказала Варвара Петровна выходя изъ себя, — до огласки… да разв ея не будетъ когда ты, безумная, оставишь насъ. Скажутъ, Господи, чего не скажутъ! И мучили, и обобрали, и не знаю что еще?

— Все это скажутъ, конечно, возразила Анюта, — если я уду изъ вашего дома безъ вашего согласія и посл ссоры, и ршительно ничего не скажутъ, если вы согласитесь на лто отпустить меня въ мое Спасское съ дядей. Вс знаютъ, что вы въ деревню не здите.

— Послушай, въ сущности, онъ теб даже не дядя, а мужъ твоей тетки…

— Конечно не дядя, но родной отецъ по его любви ко мн и по моей къ нему.

— Что жь? неужели теб такъ дурно жить у насъ, что ты хочешь насъ оставить. Мало я о теб заботилась? Мало я о теб хлопотала? А сестрица мало любила тебя, мало баловала? А Лидія не нянчилась ли съ тобою, какъ съ куклой? Неблагодарная ты, вотъ что!

— Нтъ, это не правда. Я благодарна и никогда не забуду, какъ вы заботливо воспитали меня и чмъ я вамъ обязана. Изъ своевольной, необузданной двочки, какою меня привезли къ вамъ, вы…

— Ты стало-быть сознаешься, какое образцовое воспитаніе получила у своего дяди, въ его мщанской семь! воскликнула съ торжествомъ Варвара Петровна.

— Позвольте мн договорить. Вы воспитали во мн не только свтскую двушку, но еще и будущую семьянинку. Вы стиснули мой характеръ, научили меня владть собою, приготовили къ жизни и я чрезмрно вамъ благодарна за это, но…

Варвара Петровна зорко взглянула на Анюту, слушала съ удивленіемъ ея слова и поняла, что иметъ дло не съ двочкой, но со взрослою девушкой, много размышлявшею и для своихъ лтъ весьма созрвшею. Она перемнила тонъ и заговорила голосомъ боле мягкимъ и боле допускающимъ нкоторое равенство.

— Ты все это знаешь и въ этомъ признаешься и однако…

— Выслушайте меня… Въ семейств дяди я научилась любить своихъ родныхъ больше чмъ себя, научилась жить счастливо при недостатк денегъ, научилась уважать людей не за ихъ положеніе, но за ихъ добродтели, узнала людей бдныхъ, но счастливыхъ несмотря на бдность… и мало ли чего хорошаго, высшаго, лучшаго узнала я въ ихъ семь — въ моей семь, говорю я съ гордостію.

— А y насъ въ дом ты видла дурное? спросила Варвара Петровна.

— Нтъ, я дурнаго ничего не видала, напротивъ, всё хорошее, но только на другой ладъ, до иному масштабу. Одно только видла я не хорошее, которое пронзило мое сердце и быть-можетъ помогло мн принять ршеніе васъ оставить.

— Что такое? спросила Варвара Петровна ежеминутно удивляясь больше и больше.

— Ваше пренебреженiе къ семь моей, сказала Анюта и встала и стояла предъ теткой съ гордою осанкой и лицомъ измнившимся отъ внутренняго волненія; — скажите, за что вы такъ презираете людей, которыхъ не знаете? Зачмъ вы оскорбляли меня постоянно, съ дтства, въ лиц моихъ родныхъ? Зачмъ мшали мн полюбить, какъ бы я должна была всхъ васъ и васъ самихъ, мою воспитательницу? Зачмъ умалили мое уваженіе къ себ? Можно ли любить лицъ, которыя оскорбляютъ всё вамъ наиболе дорогое, можно ли цнить вполн того, кто несправедливъ, высокомренъ и гордъ?

— И это твое обо мн мнніе?.. Признаюсь, этого я не ожидала и могу назвать тебя…

— Да, въ отношеніи семьи моей вы были несправедливы, высокомрны и жестоки… я повторяю это, потому что это правда. Вы не позволяли мн называть моего дядю дорогимъ мн именемъ отца и всякій разъ лицо ваше омрачалось неудовольствіемъ, когда я поминала о сестрахъ и братьяхъ, такъ мною любимыхъ!

— Братьевъ двоюродныхъ, не родныхъ, и приказывала называть дядю дядей. Какое же тутъ преступленіе? Я хотла излчить тебя отъ аффектаціи, которою ты была заражена, и конечно хотла, я не отрицаю этого, отдалить тебя отъ дальнихъ родныхъ не принадлежащихъ къ нашему кругу, которыхъ и жизнь, и понятія, и привычки не могли согласоваться съ твоимъ новымъ положеніемъ.

— И всмъ этимъ удвоили любовь мою къ моей семь и сдлали невозможнымъ нашу жизнь вмст. Еслибы не это желаніе оторвать меня отъ моей семьи, быть-можетъ я бы привыкла къ тишин и пустынности вашего дома, полюбила бы васъ сильне и главное, была бы откровенна съ вами и не заключилась бы въ самой себ въ продолженіе шести долгихъ лтъ! Я не была съ вами счастлива, хотя вы обо мн заботились и по своему любили меня.

Анюта заплакала. Варвара Петровна смотрла на нее съ удивленіемъ, но безъ сердечности. Яйцо ея какъ-то осунулось и окаменло. Она молчала долго, и наконецъ сказала:

— Окончимъ этотъ слишкомъ длинный и слишкомъ непріятный разговоръ. Я вижу, что мы никогда не поймемъ другъ друга: мы на всё глядимъ различно. Я не соглашаюсь на отъздъ твой и нынче же выпишу изъ Петербурга брата Петра. Онъ опекунъ и ему предстоитъ ршить этотъ вопросъ.

— Я буду ждать его прізда, сказала Анюта выходя изъ комнаты, но воротилась назадъ.

— Тетушка, сказала она, — я говорила съ вами одной, чтобы не встревожить тетю Сашу, но вы сами осторожно сообщите ей.

— Ничего сообщать я не стану. Я сказала, что выпишу брата Петра и тогда мы ршимъ какъ должны поступить съ тобою.