Ей нравятся почести, она с удовольствием принимает их. Со временем она начинает совершать одиночные публичные выходы, без Иоанна и без Петра. И теперь эти перемещения совершаются не в закрытых санях или повозках, а не таясь. Лицо Софьи могут видеть не только родные и самый ближний круг! По сути, Софья ведет себя словно царь. Не как женщина-царица. Сестры ее при этом продолжают соблюдать старые порядки – их ведут в церковь через северные двери, в то время как Софья входит через главный вход. На праздничных молебнах патриарх и архиереи обращаются с ней как с главой государства, а за совершенный промах держат ответ. Когда патриарх во время всенощной на Успение Богородицы обходит кадилом царевну, «за то был гнев». Обрядовая сторона была невероятно важна! Так что в «многолетнем поздравлении» архидиакон упоминает имена царей и Софьи рядом! А уж потом цариц и царевен.
Присутствие на крестных ходах тоже было обставлено для Софьи с царским размахом. Правительница же отпускала войска в походы, как это делали до нее государи. Она и даровала дворянство. Одновременно с этим получили большую свободу и ее сестры. Особенно это заметно в плане повседневных трат. Обычно для царских дочерей выделяли суммы сообразно тому, как этого хотел государь. Теперь же Феодосия и Екатерина Алексеевна брали деньги из казны сами, без возражений со стороны Софьи, которая, надо признаться, тоже активно пользовалась казной. Они брали не только деньги. В царских кладовых имелось немало сокровищ, которые хранились «до востребования». Это были и дорогие иноземные подарки, и приобретенные по случаю драгоценности. Например, в 1684 году побывала в Оружейной Большой казне царевна Екатерина Алексеевна. Сопровождали ее стольники, карлица Прасковья и знатная девица Мария Ивановна Шеина. Что присмотрела себе царевна, тоже известно: карабинец, сабля булатная, два лука турецких, нож булатный и два ножа стальных. Странные предметы для женщины? Вероятнее всего, это оружие требовалось для наград подчиненным.
Но многие вещи остались в теремах неизменными – это приверженность ко всякого рода богомольцам, старицам, нищим. Для них давались обеды, в иной раз могли одарить странствующего и монеткой. Когда в 1700 году Петр повелел проанализировать расходные книги, обнаружилось, что на эти обеды были потрачены огромные средства. Царица Марфа Апраксина, побывавшая на троне всего-то несколько месяцев, могла принимать трехсот нищих за пять дней.
А жена царя Иоанна V, соправителя Петра, кормила не меньше. Триста пятьдесят человек угощала за одну неделю царевна Евдокия Алексеевна, а для стола Натальи Алексеевны потребовалось еды на двести персон.
Царевна Софья позволила себе и то, что до нее было немыслимо для незамужней женщины ее высочайшего положения – практически никто не сомневался, что она была влюблена в князя Голицына. Василий стал не только ее другом и опорой, но и поверенным во всех ее делах. Он знал все ее тайные мысли.
«А мне, свет мой, – пишет она Голицыну, – веры не имеется, что ты к нам возвратишься… Свет мой, надежда моя, здравствуй на многие лета! Радость моя, свет очей моих… Велик бы мне день той был, когда ты, душа моя, ко мне будешь».
Между тем правление Софьи должно было бы уже завершиться – оба ее брата достигли возраста, когда могли взять власть в свои руки. Но, если со стороны Иоанна V она не видела никакой угрозы для себя (он был ее братом и по отцу, и по матери), то Петр и Наталья Кирилловна оставались помехой. Тем более что молодой Петр уже несколько раз выказывал свое неудовольствие установившимся порядком. Софья обратилась к тем, кто мог повлиять на ситуацию, – к стрельцам. «Ныне опять беду зачинает, – говорила она, имея в виду Нарышкину, – за нас стойте! А буде не годны, мы оставим государство».