Княжна Тараканова: Жизнь за императрицу

– Отчего ж не пойму? – тихо вопросил Потемкин, присаживаясь рядом с ним.

– Не поймешь! Ведь все, что любил… Домик наш… Микола сказал – одни головешки. Мне и посмотреть не удалось… И хорошо! К сестренке Анечке жених сватался… А тут вместо венчания – «со святыми упокой». А матушка…

Он глухо разрыдался. Потемкин неловко, подавленно молчал. Потом тихо тронул друга за плечо. Сергей вскочил как от прикосновения каленого железа.

– Не понять тебе! Я помню, еще перед войной ты мне романс грустный пел, царице посвященный. Сколь безнадежной любовь твоя казалась! А теперь, небось, лишь веселые песни хочется петь?

Потемкин сознался: да.

– Ну, так сытый голодному не товарищ! Ты счастлив, я за тебя рад. А уйдешь ты – пить стану. Ты взгляни, сколько у меня бутылок припасено! Сопьюсь да помру где-нибудь под забором!

Тон, какими были произнесены эти слова, потряс Потемкина.

– Ты что?! – воскликнул он. – Ты кому сим образом мстить-то собрался?! Уж не Всевышнему ли?

– Может, и так, – криво усмехнулся Сергей и мотнул головой, встретившись с взглядом Потемкина.

– Не смотри на меня так! Не смей так смотреть! Да! И что? Эх, вольтерьянец, – горько усмехнулся Потемкин. – И что я скажу тебе в утешение? То, что матушка твоя и сестричка, мученицы невинные, у Господа на небесах? Но кто к небу не стремился, тот сего не поймет. Земной конец – всей жизни не конец.

– Ах, оставь, – вяло отмахнулся Ошеров. – Меня мужики пытали. Руки выкручивали. Левая недавно лишь болеть перестала. Что мне сейчас твои слова…

– Скажи, чем смогу помочь? Все сделаю…

– Господин генерал, не надо мне благодетельствовать! – вспыхнул Сергей.

Потемкин не обиделся. Вновь обнял, поцеловал в лоб. Сказал:

– Прощай. И все-таки – верь!

Уже в передней, когда Семка подобострастно набрасывал на него шубу, Потемкин понял, что надо делать. Был на свете лишь один человек, умеющий влиять на Ошерова – граф Алехан Орлов.