Читаем Книга апокрифов полностью

― На девятый день мы увидели озеро, синее, как сапфир,  ― продолжал старый купец. ― Мы спешились на его берегу. В озере водятся серебряные рыбы с рубиновыми глазами. А песок вокруг этого озера, ваша милость, состоит из одних жемчужин, крупных, как галька. Маноло пал наземь и начал загребать жемчуг полными горстями; и тут один из наших провожатых сказал, что это  ― отличный песок, из него в Офире жгут известь.

Дож широко раскрыл глаза.

― Известь из жемчуга! Поразительно!

― Потом нас повели в королевский дворец. Он весь был из алебастра, только крыша золотая, и она сияла, как солнце. Там нас приняла офирская королева, сидящая на хрустальном троне.

― Разве в Офире царствует женщина?  ― удивился епископ.

― Да, монсеньер. Женщина ослепительной красоты, подобная некоей богине.

― Видимо, одна из амазонок,  ― задумчиво произнес епископ.

― А как другие женщины?  ― с любопытством спросил дож.  ― Понимаешь, я говорю о женщинах вообще  ― есть там красивые?

Корабельщик всплеснул руками.

― Ах, ваша милость, таких не было даже в Лиссабоне во времена моей юности!

Дож замахал рукой.

― Не болтай чепухи! Говорят, в Лиссабоне женщины черные, как кошки. Вот в Венеции, старик, в Венеции каких-нибудь тридцать лет назад  ― о, какие здесь были женщины! Прямо с полотен Тициана!  Так что же офирские женщины? Рассказывай...

― Я уже стар, ваша милость,  ― сказал Фиальго. – Зато Маноло мог бы вам порассказать кое о чем, если бы его не убили мусульмане, захватившие нас у Балеар.

― А он многое мог бы рассказать?  ― с интересом спросил дож.

― Матерь божия,  ― воскликнул купец.  ― Вы бы даже не поверили, ваша милость. Скажу лишь, что за две недели нашего пребывания в Офире Маноло исхудал так, что его можно было вытряхнуть из собственных штанов.

― А что королева?

― На королеве был железный пояс и железные браслеты. «Говорят, у тебя есть железо,  ― сказала она мне. – Арабские купцы иногда продают нам железо».

― Арабские купцы!  ― вскричал дож, ударив кулаком по подлокотнику трона.  ― Вот видите, эти бездельники выхватывают из-под носа все наши рынки! Мы не потерпим этого, дело касается высших интересов Венецианской республики! Железо в Офир должны поставлять только мы, и точка! Я дам тебе три корабля, Джованни, три корабля, наполненные железом.

Епископ поднял руку.

― Что же было дальше, Джованни?

― Королева предложила мне за железо золото того же веса.

― И ты, конечно, принял, разбойник!

― Нет, монсеньер. Я сказал, что продаю железо не на вес, а по объему.

― Правильно,  ― вставил епископ.  ― Золото тяжелее.

― Особенно офирское, монсеньер. Оно в три раза тяжелее обычного и цвет имеет красный, как пламя. Тогда королева приказала выковать из золота такой же якорь, такие же гвозди, такие же цепи и такие же мечи, как наши, железные. Поэтому нам и пришлось подождать там неделю-другую. 

― Зачем же им железо?  ― удивился дож.

― Оно у них величайшая редкость, ваша милость,  ― ответил купец.  ― Из него делают украшения и деньги. Железные гвозди они прячут в шкатулках как сокровище. Они утверждают, будто железо красивее золота.

Дож прикрыл глаза веками, похожими на веки индюка.

― Странно,  ― проворчал он.  ― Это чрезвычайно странно, Джованни. Что же было потом?

― Потом все это золото погрузили на крылатых мулов и отправили нас тем же путем на побережье. Там мы снова сколотили наше судно золотыми гвоздями, повесили золотой якорь на золотую цепь. Порванные снасти и паруса мы заменили шелковыми и с попутным ветром отплыли домой.

― А жемчуг?  ― спросил дож.  ― Жемчуга вы с собой не взяли?

― Не взяли,  ― ответил Фиальго.  ― Прошу прощенья – ведь жемчужин там было, как песчинок. Лишь несколько зерен застряло в наших туфлях, да их отобрали алжирские язычники, напавшие на нас у Балеарских островов.

― Этот рассказ,  ― пробормотал дож,  ― кажется весьма правдоподобным.

Епископ слегка кивнул.

― А что животный мир,  ― вдруг спохватился он. – Есть там, в Офире, например, кентавры?

― О них я не слыхал, монсеньер,  ― учтиво ответил корабельщик.  ― Зато там есть фламинго.

Епископ фыркнул.

― Ты, наверное, ошибся. Фламинго ведь водятся в Египте  ― известно, что у них только одна нога.

― Еще у них есть дикие ослы,  ― продолжал Фиальго,  ― ослы с черными и белыми полосами, как тигры.

Епископ подозрительно взглянул на старика.

― Послушай, не думаешь ли ты смеяться над нами? Кто когда видел полосатых ослов? Одно мне непонятно, Джованни. Ты утверждаешь, будто через офирские горы вы летели на крылатых мулах.

― Да, монсеньер.

― Гм, вот как. Но, как гласят арабские источники, в офирских горах живет птица Нох, у которой, как известно, железный клюв, железные когти и бронзовое оперенье. О ней ты ничего не слышал?

― Нет, монсеньер,  ― с запинкой ответил корабельщик.

Епископ Порденонскии презрительно качнул головой.

― Через эти горы, купец, нельзя перелететь, в этом ты нас не убедишь; ведь доказано, что там живет птица Нох. И это технически невозможно  ― птица Нох склевала бы твоих пегасов, как ласточка мух. Нет, милый мой, нас не проведешь! А скажи мне, мошенник, какие деревья там растут?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза