Книга Белого

Я же, завладев им – потеряла всякое чувство меры. Я в конец стала несчастной; но потом – он покинул меня – и это была та точка, которая превратила меня в настоящую женщину. Да – теперь, я такая.

Я сказала Владу, что у меня есть парень. Что мы с ним любим друг друга и планируем даже жить вместе – и это было правдой. Он сказал, что искренне рад за меня. Мне кажется – это тоже было правдой. Хорошо, что мы можем быть друзьями. Дружба – лучшая из форм отношений. Другое – слишком болезненно и тяжко.

После того, как мы встретились в «коллеж де Бос-арт» – мы прогулялись по набережной Сены, прошлись по лабиринтам Латинского квартала, а затем – поднялись на холм Монмартр – к базилике Секре-Кёр – святое сердце. Выпив по чашечке кофе, а затем – по бокалу вину в маленьком кафе на Монмартре, мы расстались, пообещав друг другу, что больше никогда не встретимся. И главное – что больше никогда не будем несчастными.

– Салю, мадмуазель, – прокричал мне какой-то художник на площади Клиши.

В нашей жизни – происходят чудеса; но не всегда такие, какие мы ожидаем…

Книга Фиолетового

Новелла

Я – станет ничем.

Жауме Кабре

Разве были мы когда-то другими?! Говорят, что мы всегда были такими; всё остальное – лишь воспоминания о несбывшихся грёзах нашего тщеславия. Нет – мы всегда были такими. Такими и останемся, пока ветер не снесёт нас с этого ложного пути, наполненного скукой и бесполезной беготнёй.

Сейчас, мне сложно вспомнить, когда я в последний раз общался с настоящим человеком. Да и о чём можно говорить с людьми?! О победах? – нет. О поражениях? – нет. О счастье? – нет. О горе? – нет. О жизни? – нет. О смерти? – нет. Об ангелах? – нет. О демонах? – да. Только о них и можно говорить с людьми. Казалось бы: любовь – вечная тема. Нет. Демоны – это всё, что тревожит нас; всё, что интересует.

Но если мы уже знаем, о чём говорить с людьми, тогда о чём с ними молчать?

Молчать?!

Зачем встречаться с людьми и убивать на них время, если собираешься молчать?! Но молчать лучше, нежели говорить. И беда в том, что давно не осталось в живых тех, с кем можно помолчать. Теперь, это возможно только с мёртвыми. Я запутан в себе, как гордиев узел – и близок тот час, когда меня разрубят пополам.

Моя комната в полутьме; сам я – в полудрёме. Я взял под контроль свои руки и подымаю одну вверх – к единственному, тусклому источнику света. Я рассматриваю линии на ней, пытаясь расшифровать тайны узоров человеческой ладони. Я могу часами разглядывать одну, затем – другую руку. Я пересчитываю в уме все 99 различий между двумя руками. Самое большое моё наслаждение и удовольствие в том – что я имею власть над этими неуклюжими, бесполезными лапами. Это – единственное, что занимает мой ум. Я могу танцевать – пальцами. Я пишу на воздухе. Я не даю своему уму погаснуть. Я представляю в своём уме предметы – и сжимаю их руками. Мне кажется, что я могу потрогать всё в этом мире – и не могу, ровным счётом, ни к чему прикоснуться – мне попросту ни до чего не дотянуться.

Если руки – это территория, безоговорочно подчинённая мне, то всё, что ниже груди – навсегда потерянная, пустынная, дикая терра инкогнита. Я хватаюсь руками за свои бёдра – я бью их кулаками и чуть ли не обливаюсь слезами – ну почему, почему, почему я не чувствую боли, даже разрывая себе кожу до крови?!

Мои ноги неподвижны. Моё тело – сломлено. Я – как оловянный солдатик, выброшен в канаву. Я не имею права даже умереть. Всё, что я могу – это себя жалеть; и принимать жалость. Смотри – какой я жалкий! Но нет. Я не буду думать об этом. Ведь я живой – у меня остались руки. У меня есть эта тёмная комната. У меня ещё есть окно. У меня – море бесполезного времени, что называет себя жизнью. И я должен двигаться дальше – я не могу иначе.

В голове – у меня до сих пор раздаётся этот звук – звук сломанных костей. В глазах у меня застыл тот свет дьявольский глаз машинных фар. Это было – целый год назад. Но это событие – глубоко засело в моей памяти и каждый день напоминает о себе эхом безумия, которое – и это неизбежно – ждёт меня вдалеке.

Меня спасли – но это не казалось мне в тот миг удачей. Я потерял не только работу. Я потерял не только ноги. Я потерял не только возможность говорить с людьми, как равный им во всём. Я потерял самоуважение. Я приобрёл – лишь желание сражаться; до последнего хвататься зубами за жизнь.

Ко мне приходит сиделка, назначенная государством – я ведь не могу теперь себе другого позволить. Мои близкие забыли обо мне с тех самых пор, как я хлопнул перед ними дверью и сказал, что больше не вернусь – сказал, что бы те даже меня не искали.

Сиделка плохо говорит на нашем языке – её кожа пропитана смолой бесчисленных сигарет. Изо рта у неё пахнет мёртвым. Её улыбка похожа предсмертную конвульсию умирающего наркомана. Готовит она несъедобное вариво. Когда я говорю ей:

– Ты смердишь.

Когда я говорю ей:

– Я не буду это есть.

Когда я говорю ей:

– Не кури при мне.