В эпоху Асука, когда буддизм впервые достиг Японии, клан Сога занимал самое видное место в государстве, как в последующие времена это место занимали семьи Фудзивара и Минамото. Сога оставались могущественным фактором империи с того момента, когда основатель семьи Такэноути-но Сукуне занял пост советника и премьер-министра при императрице Дзингу во время знаменитого завоевания ею Кореи. Его можно увидеть на более поздних картинах, на которых он изображался почтенным бородатым мужчиной, державшим на руках младенца-императора. С этого времени члены семьи наследовали должность министров иностранных дел, и эта традиция, передаваемая с кровью, совершенно естественным образом привела их к любви и почитанию иностранной культуры и институций, в то время как другие японские аристократы стремились строго охранять национальные обычаи. Ответственность за правление, как правило, возлагалась на могущественную аристократию, которая окружала трон и выполняла поручения с санкции правителя. Это пережиток «Собрания Богов», которые собирались, чтобы дать совет верховному Божеству в обители небесных богов – Такамагахара.
Гражданские волнения, сопровождавшие учреждение буддизма в Японии, превратились таким образом в дело семейной подозрительности между Сога и кланом Мононобэ, по наследству становившихся командующими территориальной армией, которых поддерживали Накатоми – предки семьи Фудзивара. Накатоми, как верховные священники, или, вернее, хранители ритуалов, пришедших от предков, естественно, были приверженцами древних представлений и с явным пренебрежением относились к новой религии. Представитель семьи Отомо, получив по наследству чин адмирала японского военного флота, перемещался между морскими базами на корейском побережье, склоняясь в сторону Сога. По крайней мере, его семья сохраняла нейтралитет в этом споре. Разрушительная борьба за власть, в которой Сога взяли верх, сопровождалась преступлением из тех, что невозможно забыть – убийством императора, произошло также несколько свержений с трона – то, что вызывает огорчение у японцев и в наши дни. Но в целом все мало отличалось от того, что происходило во время недавней реставрации Мэйдзи, когда прогрессисты и консерваторы боролись за разные цели, правда, более цивилизованно.
Императорская власть, урезанная в период Сога влиятельными олигархами, была неспособна наложить вето на требования обеих сторон. Так что, когда корейский правитель Сонмён на тринадцатом году правления императора Киммэй (552 г.) прислал в Японию посольство с дарами – статуей Будды Шакьямуни из золоченой бронзы с подвесками и балдахином, а также некоторые буддийские книги, и написал в сопроводительном меморандуме: «Ваш вассал Сонмён ван Пэкче с уважением шлет Вам этого вассала Вашего вассала Руришитике, чтобы вручить Вашей империи сопровождаемый образ. Пусть учение течет и распространяется в Ваших границах, согласно желанию Будды, который повелел распространять Его закон во все восточные пределы», – то император, конечно, был рад получить подношение, но поневоле задумался о том, как принять его. Поэтому он задал такой вопрос своим министрам, среди которых находился и Инамэ из семьи Сога. Инамэ высказал предположение, что статуе необходимо поклоняться с соответствующими ритуалами, на что Окоси из семьи Мононобэ, у которого был сын по имени Мори – имя, вызывающее трепет ужаса у буддистов! – а вслед за ним Камако из клана Накатоми, предложили отвергнуть подарок вместе с посольством.
Император решил это дело в духе терпимости, передав статую Инамэ. И на какое-то время ее отправили к нему в усадьбу в Мацубара. Но эпидемия и голод, разразившиеся в следующем году, дали врагам Сога повод решительно заявить, что все несчастья проистекают из-за поклонения чужим богам. И они получили разрешение сжечь все сопутствующие предметы, а статую утопить в соседнем озере.