– Кстати, – внезапно сказал Свен. – Если сложить два и два, старшие маги определённой страны – это по большей части мы и есть. Не упрощает ли нашу задачу?
– Усложняет, – сдержанно возразила Вивиан. – Как видите, некоторые полагают, будто мы воспользуемся преимуществом книги недобросовестно.
Завязался спор о том, служат ли маги людям, а люди – магам, кто решал исход всех известных войн, как сильно влияют придворные знахари и ясновидцы на позднюю политику Габсбургов… Именно то, от чего Хартманн просил Армана воздерживаться. Арман не стал встревать и принялся слушать, и, пусть он готовился к этому, не ожидал такого уровня сложности: господин посол с ним не нянчился, но делал всё, чтобы донести нужные события и даты в нужном ему свете, а здесь… здесь были люди, обсуждающие то, что им между собой и так отлично известно, и вылавливать тонкости из подобной беседы – это и рядом не стояло с «уроками» Роберта. Арман не был дураком и имел некоторую предрасположенность к интеллектуальным занятиям, но он находился в чужом теле, испытывал неудобства и боль, следил за происходящим с точки зрения оборотня, так что надежды понять, о чём речь, у него было крайне мало.
Больше всего поражала история мадам дю Белле. Именно Вивиан, посредственная ведьма и упрямейшая из людей, соединившая свои слабенькие способности в гипнотическом воздействии с дипломатическими приёмами и личной силой воли, провела колдовскую Францию через последние десятилетия нескончаемых потрясений. Общалась ли она напрямую с военными колдунами, поддерживала ли устремления сменяющихся императоров и королей или в первую очередь блюла интересы магов, Арман не знал, но он уяснил главное: это знали все остальные, и они уважали и боялись Вивиан дю Белле. О своём отношении Хартманн умолчал, а по его запискам складывалось двойственное впечатление – нечто среднее между извечным любопытством и… нет, не завистью, но каким-то похожим чувством, идущим от его собственного сердца далеко мимо Вивиан. Что-то, что и привело его сюда сегодня, с тоской заключил Арман.
Как бы то ни было, для Армана подобные вещи оставались за пределами понимания: ещё совсем недавно он разделял убеждения той части колдовского сообщества – напомним, что в ней состояло большинство, – которой не было дела до глобальной политики, а в качестве исключений принимал только присягу Берингара и капризы Милоша. Если б Хартманн не выбрал его, он бы так и оставался в приятном неведении.
– Уважаемые господа послы, – звонкий голос старейшины по имени Моргана заставил всех притихнуть, а Армана-Хартманна – встрепенуться. Оказывается, он немного сполз в кресле, начав клевать носом: этого молодой оборотень не предусмотрел. – На сегодня, пожалуй, хватит. За короткий срок было сказано многое, осталось ещё десять раз подумать…
И ведь она даже не шутила. Жаль, что не выйдет взять книгу с наскока – Роберт и сам был не против, но всё же с сожалением признал, что гораздо безопаснее ввязаться в привычную тягомотину. Для начала.
– В самом деле, давайте продолжим завтра, – согласился пан Росицкий, сладко потягиваясь. – Засиделись мы с вами! Слов много, а смысла…
– А смысла ещё больше, – продолжил сэр Дерби. – Да-а, друзья мои, эти дебаты затянутся надолго…
Другие, кого Арман не отметил особо, тоже что-то говорили. Они больше участвовали в позднем политическом споре, а не в решении вопроса книги, и это было на руку – меньше соперников, меньше выбора… Старейшины выходили первыми, сопровождаемые Берингаром, у дверей их подхватил отдельный отряд. Внизу кто-то оберегал книгу чародеяний. Арман остался сидеть, ожидая, пока выйдет хотя бы половина: ему не хотелось напрягать ногу раньше срока и толкаться на пороге зала.
Он наблюдал, как покидают стол старшие маги: они устало переговаривались друг с другом и шутили, что сегодня обойдутся без лишних разговоров. Это значило, что старая тёплая компания не будет собираться после ужина, а сразу пойдёт спать, и Арман был до жути рад это слышать – в этот вечер он устал не как оборотень, а как человек, в чьей голове было слишком много противоречивых мыслей. Хольцер попрощался с ним одним и злобно утопал в свои покои, за ним проследовал какой-то австриец. За Вивиан увивались сразу два француза, поэтому она не смогла перекинуться словечком с Робертом, хотя и очень хотела. Пан Михаил и Чайома ушли вместе, а итальянский звездочёт всё порывался идти на крышу, но его удерживали, как могли – окоченеет дуралей.
– Господин посол, – совсем рядом раздался голос Милоша, и Арману не пришлось притворяться, чтобы выронить от испуга трость. – Хотите или нет, а в столь поздний час я вас провожу в любом случае.
– Проклятое пламя, простите мне мою вульгарность, – пролепетал Арман. – Напрочь забыл, что вы там стоите!.. Так и с ума сойти можно…
– И вы простите, – отозвался Милош, старательно изобразив раскаяние. – Так мы идём или нет?