Книга чародеяний

В роли стражника он был непривычно немногословен. Пользуясь характером своего посла, Арман с любопытством уставился на Милоша: такая знакомая физиономия, круглая и беззаботная, только взгляд теперь чисто отцовский – пан Михаил смотрел так же, когда уже не косил под дурачка, но ещё не шёл в атаку.

На мгновение Арман перенёсся в прошлое, туда, где они сидели за столом с Берингаром, Милошем, его отцом и братом и болтали обо всяких мелочах. Как же он тогда был счастлив, сам того не понимая! И как ему потом смотреть им в глаза? Он же сейчас врёт этим людям, врёт им в лицо, а они ему верят. Он сам добивается, чтобы они ему верили.

– Давайте-ка передохнём, – пробормотал Арман и прислонился к стене. Нога болела, дышалось с трудом, но в целом терпимо. Милош послушно остановился рядом, уже не пытаясь предлагать свою помощь. – Скажите, как вам… как вам собрание? Вы ведь слушали?

– Слушал, – Милош зачем-то оглянулся через плечо, на стоявших дальше в коридоре французов. – Никогда не думал, что соглашусь в чём-либо с господином Хольцером, но настроения его всецело разделяю, хотя, конечно, идти на попятную теперь – ужасно глупо. Да и не получится.

– А вы сами не хотели бы завладеть книгой? – полюбопытствовал Арман. – Пан Михаил как будто не желает.

– Да он прямо об этом говорит. Нет, господин посол, никому из моей семьи это не нужно, – вежливо, но решительно сказал Милош. – Не знаю, как остальные, а я так просто не хочу. Не по мне эта затея.

– Но ведь вы участвовали в создании книги.

– Верно, я бы и повторил, но не более того. Подскажите, – в его голосе послышалась знакомая ирония, – простой охранник имеет право обсуждать с вами такие вопросы? Что-то я в нашей инструкции недопонял.

– Я не видел вашей инструкции, – хмыкнул Арман совершенно по-посольски, – но вы как минимум не простой охранник, а наследник Росицких.

– Младший, – машинально сказал Милош.

– Неважно. Более того, как вы могли заметить, остальные тоже стоят и слушают… Как пажи королевские, честное слово. Сначала наговорят якобы в кругу своих, а потом… – Арман рассеянно заморгал и осёкся, словно сболтнул лишнего. – Ладно. Пойдёмте, чуть-чуть осталось.

Требовалось сорвать на ком-нибудь злость, вызванную собственной вынужденной подлостью, и заодно кое-что проверить. Господа послы между собой придерживались старомодного придворного такта, и всё же сплетен никто не отменял, а некоторые из них даже пытались изобразить тесную дружбу… Очень удачно им по пути попался Свен, и Арман непринуждённо сказал ему:

– Доброй ночи, Свен. Приятных снов.

Дальний родич, обычно храбрый и краснощёкий, как-то дёрнулся и разом побледнел. Отлично, подумал Арман с несвойственным ему злорадством. Этот знает.

До красной двери он еле дотащился, но всё же нашёл в себе силы попрощаться если не вежливо, то хотя бы в духе Хартманна: это было самым главным. Больше всего на свете ему хотелось смотреть под ноги, но Хартманн постоянно ловил чужие взгляды, вот и Арману пришлось снова смотреть на Милоша – не своими глазами… В комнате было тихо и темно. На этот раз оборотень не стал давать себе поблажки и садиться, а сразу прошёл в туалетную комнату.

Разговор с Хартманном будет завтра, осталась свободная ночь – и очередной выход на сцену. Арман ощупал своё родное лицо, посмотрелся в зеркало, с трудом вспомнил, кто он такой, и торопливо отошёл. Не стоит сейчас об этом думать, он и так… Голова кружилась сильнее прежнего, а собственное тело не насытилось за ужином, поэтому его ещё подташнивало от голода. В следующий раз придётся что-то с этим придумать. Арман ещё немного побродил по комнате, затем усталость взяла верх, и он забрался в постель, сразу же закрыв глаза.

Он быстро уснул, и сны были расслабляюще пустыми.

***

Нам известно, что читатель не любит, когда его утомляют сторонними материями и вставками, не имеющими отношения к основным событиям. Однако часть того, что читал Арман Гёльди при подготовке к обращению, может показаться весьма любопытной, как сказал бы господин посол. Приведём отрывок из автобиографических мемуаров Роберта Хартманна, поскольку его вы точно не встретите в трудах Тацита или трактатах Макиавелли.