Арман ужасно устал ломать голову над тем, что имеет в виду мадам дю Белле, но эти послы никогда между собой не говорили прямо. Он поблагодарил ещё раз, и Вивиан замолчала, погрузившись в свои мысли. Прав был Хартманн насчёт неё или нет, неважно: отбирать книгу силой она не станет, как и от сотрудничества не откажется. Ради своей выгоды или во имя любви – не имеет значения.
Арман поймал себя на том, что думает наперёд и за других, как Хартманн, и досадливо поморщился. Поведение, бесспорно, разумное, но чуждое. Сколько же ему придётся отвыкать? Не сошёл ли он уже с ума? Арман обшарил взглядом комнату – трети гостей как не бывало, отправились спать. Сначала он уставился на пана Михаила, силясь вызвать в себе воспоминания о былом, о ночи шабаша, проведённой в доме Росицких, лучшей ночи в его жизни. Потом его взгляд привлекла птица на гобелене, напоминавшая о Лотте, потом он заставил себя подумать о сестре… В облике посла всё это казалось ненастоящим, как ложные воспоминания. Мадам дю Белле встала, отправившись в другой угол переговорить со своими охранниками, и в поле зрения Армана оказался Милош.
Он сидел на прежнем месте у огня, совсем один, и перечитывал письмо. Пламя освещало лицо друга, и Арман не сразу соотнёс ожидания с реальностью: он был уверен, что Милош получил хорошие новости, но тогда б у него не было такого застывшего взгляда, плотно сжатых губ… Да и письмецо короткое, на одной страничке, что там можно столько раз читать? Арман забеспокоился, в нём волной поднималась тревога. Хартманн всё-таки ударил, но в кого он попал? Что произошло?
Адель или Лотта, третьего не дано. Допустим, сестру Хартманн придерживал на крайний случай, а вот Шарлотта последний раз была в горах, с другими ведьмами… Она могла вернуться прямиком в ловушку. Арман изо всех сил надеялся, что она жива, но отчего-то воображение рисовало самые ужасные картины.
– Господин посол, – подошёл сержант Нейман. – Позвольте выразить вам…
Он что-то выражал, Арман не слушал. Поблагодарил, кивнул, и сержант Нейман ушёл. Слава Прусскому королевству, мрачно подумал Арман. Все его мысли занимала беда, случившаяся неизвестно где, неизвестно с кем… и неизвестно когда. Может, подойти и спросить? Ведь Хартманн, живший в замке Эльц, выстроил неплохие приятельские отношения со своим стражником – вряд ли подобная вежливость вызовет вопросы хотя бы и у Готфрида, соглядатая, подпиравшего стену в другом конце зала.
Арман не смог ничего решить и снова перевёл взгляд на Милоша. В следующий миг ему показалось, что кто-то невидимый мнёт и крошит его сердце на мелкие кусочки: Милош всё так же смотрел на письмо, и по его щекам катились слёзы. Арман никогда не думал, что наблюдать за чьим-то горем и не быть способным помочь – настолько тяжело, но сейчас он не имел ни малейшей возможности что-то сделать, спросить, сказать… и отвести глаза. Милошу, похоже, было всё равно, смотрит на него кто-то или нет; он повертел в руках злосчастную бумажку, подался поближе к огню, будто ища в ней скрытые знаки, ничего не обнаружил. Потом низко опустил голову, прижав кулак к губам, и Арман отчётливо видел, как содрогаются его плечи.
Всё, что он мог сделать – не привлекать лишнего внимания, поэтому Арман-Хартманн отвернулся, с удвоенной силой заинтересовавшись настенным гобеленом. Помимо того, что у него разрывалось от ужаса и жалости сердце, в голове одно за другим зрели страшные предположения. На свете было не так уж много людей, за которых Милош переживал бы настолько сильно, и все они сейчас должны быть дома, в безопасности. Если бы что-то случилось с пани Эльжбетой, Корнелем, девочками, знал бы и пан Михаил, но он беспечно болтает с кем-то у окна… Не может быть! Арман до боли сжал зубы. Наверняка умерла пани бабушка. Она была стара, Хартманну ничего не стоит обставить всё как несчастный случай, как совпадение. Умершая во сне старушка, что может быть проще?
Взрыв смеха со стороны окна довёл Армана до короткого, но ощутимого приступа бешенства. Потом он снова впал в отчаяние. Пан Михаил ничего не знает, ему не могли не сообщить о смерти тёщи, письмо получил Милош…
Догадка, на этот раз единственно верная, ударила Армана по голове невидимым молотом. Вот о ком он не подумал. Эва. Хартманн знал не хуже прочих, что у Милоша была невеста, а затем и жена, даже если нет – Прага гуляла слишком долго и слишком громко. Кем надо быть, чтобы походя разрушить молодую счастливую семью, лишь бы добиться покорности другого человека? Арман зажмурился и потёр переносицу. Мысль о том, что всё это случилось из-за его медлительности, вбивала в сердце очередной ржавый гвоздь.
Пока он страдал, обстановка в комнате немного изменилась. Милош резко поднялся и вышел, не обернувшись ни на кого, и обеспокоенный пан Михаил направился за ним. Скоро и он узнает о смерти Эвы…