Книга драконов

– Нолан опять меня поцеловал, – говорит она. Она задевает головой паутину и смахивает ее, подползая к краю чердака. Она содрогается, пусть ей и ненавистно это ощущение, будто у нее по загривку бегают крохотные ножки. – Он меня поцеловал! Я ходила в город купить яйца, и он был там, он проводил меня домой и поцеловал прямо на краю поля, ты представляешь?

Сесили знает, что ей стоило бы с подозрением относиться к этому мальчику. Вам не следует ей об этом говорить. Она знает, что от мальчиков случаются одни беды, и знает, что ей нельзя с ними встречаться, и знает, как ее мать и отец назвали бы ее, узнай они про Нолана. Она знает это, потому что они узнали о прошлом разе, когда Нолан поцеловал ее на большом пикнике для рабочих завода и их семей. Отец Нолана работает на заводе, и он узнал, что Нолан и Сесили целуются в большом надувном замке. Этот замок надули для детей, но они там не играли, поэтому Нолан и Сесили решили залезть туда и проверить, насколько там весело. Получилось так, что они упали, вместе, и не заметили, что пробыли там достаточно долго, чтобы отец Нолана пошел их искать.

Она знает риски, вот в чем суть. Но это же Нолан, и он держит ее руку в своей и гладит ее большим пальцем и обхватывает ее подбородок указательным, и она думает, может быть, а вдруг…

– Мне кажется, я люблю его, – говорит она дракону.

Дракон издает звук, который Сесили принимает за вздох. Сарай наполнило такое чувство, будто холодная вода смешивается с теплой – чувство, которое она раньше принимала за гнев, но теперь знает: это просто голод. Она бросает еще обрезков.

– Мне кажется, я в него влюблена, – говорит она, – и мне кажется, я хочу познакомить его с родителями.

Вы правы: это звучит рискованно. Это и есть рискованно. Ничего хорошего из этого не выйдет. Мать и отец Сесили не обрадуются, услышав, что она хочет привести домой мальчика. Но Сесили будет сидеть между братьями, когда скажет им, и братья будут держать ее за руки под столом, чтобы придать ей отваги, которой у нее не было, и она останется спокойной, рассудительной и смелой, и отец в конце концов вскинет руки и скажет, что ему просто нужно посмотреть на этого мальчика самому.

Когда Нолан придет на ужин, от принесет цветы для матери Сесили и виски для ее отца. Он будет нервничать и будет до боли вежлив. Отец Сесили будет допрашивать его так, что это будет выглядеть какой-то игрой, но все равно довольно угрожающей. Мать Сесили не скажет, одобряет она Нолана или нет. Средний брат Сесили объявит его приемлемым, а когда все уйдут спать, старший брат постучит к Сесили в спальню. Он крепко ее обнимет и скажет, что она нашла хорошего парня, а когда он разомкнет объятия, в глазах у него будут стоять слезы, потому что он знает: она нашла того, благодаря кому будет сиять.

На следующей неделе Нолан вернется на еще один ужин, принесет еще цветов и виски, и закрепится в роли того, кто держит Сесили за руку под столом.

Сесили семнадцать с половиной лет, и в ее сарае живет дракон.

У нее на пальце кольцо.

Она взбирается по лестнице и в левой руке, как всегда, несет ведро, и от его ручки кольцо впивается в мягкую кожу, где палец соединяется с ладонью. Это очень больно, и она делает себе мысленную пометку о том, чтобы на следующей неделе, когда будет опять подниматься по лестнице, повесить кольцо на цепочку и носить на шее.

Если бы не эта боль, она бы и не почувствовала царящего здесь голода. Теперь она уверена, что это голод, а не гнев – она привыкла к тому, как он усиливается, когда она поднимается по лестнице, и к тому, как он расползается волнами, если она слишком долго сбрасывает обрезки в темноту сарая. Обычно она не обращает на этот голод внимания, но сегодня, когда она взбирается по лестнице, он кажется обволакивающим, всепоглощающим.

Или он был бы таковым, если бы у нее не болел палец. Все ее внимание сосредоточилось на той боли – такой же, как когда она впивалась ногтями себе в ладонь, пока ее отчитывал отец или пока мать мучила ее своим затяжным холодным молчанием. Она замечает лишь боль, а на все остальное не обращает внимания.

Когда она добирается до чердака и ставит ведро на доски, боль в пальце проходит и тогда она замечает голод. Он обжигает, раскаленный добела, абсолютный голод. Он выбивает дыхание у нее из легких, она пытается издать звук, что-то вроде «о, нет», но не может, потому что голод душит ее в ту же секунду, когда она открывает рот. Она никогда еще не ощущала такого сильного голода, никогда еще не представляла его таким, и он у нее в голове, у нее в животе, и она не может этого вынести.

Она высыпает все содержимое ведра за край чердака, и голод немного ослабевает, достаточно, чтобы она смогла перевести дух. Она тяжело дышит, проводит тыльной стороной запястья по лбу, чтобы внезапно выступивший пот не попал в глаза.