Читаем Книга японских символов. Книга японских обыкновений полностью

В общем, выходило, что в лесу за моим домом птицы рождались и умирали, умирали и рождались. И в мой сад прилетали новые и новые потомки тех самых камышовок. Сидели на ветках и пели. И днем, и ночью. Садились на крыше и пели… И почему только я раньше думал, что это были одни и те же птицы?

После того, как мой друг произнес это слово — «сорока» — что-то переменилось в моей душе. Звуки этого имени зазвучали для меня словно стихи, словно песня далеких предков.

Вообще-то голос у этих самых сорок довольно противный. И вертятся так — глаз не отдыхает. А старые стихи про сорочий мост такие красивые — совсем с этой птицей у меня не вяжутся. А если это так, смогу ли я снова спокойно видеть их в своем саду? Лучше не думать о том, что мы сами давным-давно дали сороке имя и воспевали ее в стихах. Пусть живет себе — вот и все.

А приятель мой, между прочим, родом с Кюсю.

<p>Глава 5</p><p>Животные</p>

В японской жизни и культуре животные обладают намного меньшей значимостью, чем в европейской. Их поэтическая символика беднее, чем символика растений и птиц. Поэты редко отваживались воспевать животных в своих стихах. Тем не менее, в японской прозе животные представлены не так плохо. В общем, я счел нужным рассказать о некоторых японских животных, поскольку при сравнении их со столь привычными нам европейскими собратьями обнаруживается немало любопытного.

Кошки.

«И почему это автор начинает раздел о животных именно с кошек?» — спросит какой-нибудь раздосадованный собачник. Предвидя заранее этот законный вопрос, отвечаю прямо: потому что я люблю кошек больше.

К познанию культуры можно подбираться с разных сторон. Можно и с этой, кошачьей. Рассказ о кошках тоже немного приблизит нас к пониманию японцев и особенностей их культуры. Ведь японские кошки — чуть-чуть особенные. Это видно хотя бы потому, что они говорят не «мяу-мяу», как это положено всякой нормальной кошке, но искажают эти божественные звуки до «нян-нян».

О кошках, в отличие от многих других животных, мифологическо-летописные своды ничего нам не сообщают. То есть в первичном обустройстве этого мира японские кошки участия не принимали, хотя сведения о мышах в мифах и содержатся. Тем не менее, наиболее ранние письменные свидетельства японцев о домашних кошках все-таки отводят им роль сберегателей священного. Японцы многим обязаны Китаю. В древности именно из Китая плыли по морю в Японию буддийские сутры. И, разумеется, корабельным мышам и крысам эти сутры (точнее сказать, бумага, на которой они были написаны) приходились по вкусу. В связи с этим на борт корабля стали загружать и китайских домашних кошек, чтобы слово Будды доходило до японцев в целости и сохранности. В средневековье документально зафиксирован случай, когда знаменитое книгохранилище Канадзава выписало себе из Китая, как незатейливо сказано в тексте, «хороших кошек» с той же самой антимышиной целью. Разумеется, предназначением «хорошей» кошки является ловля мышей. А для этого она должна постоянно находиться в хорошей физической форме и боевом расположении духа. Оттого и сочинили японцы такую присказку: «У слезливой кошки и мышка не ловится».

Японцы нашли применение и тонкой кошачьей шкуре — ее натягивали в качестве резонатора на деревянный каркас сямисэна — трехструнного щипкового инструмента. Поскольку сямисэн был необходимой принадлежностью гейш, то и их самих тоже называли «кошечками».

Не встречал еще женщины, которая бы не боялась мышей. Есть отдельные экземпляры (например, укротительница диких зверей Дурова), которые не боятся мышей белых, но — поверьте старому сердцеведу! — серых боятся все. Ну, ладно там нынешние городские, но даже моя деревенская бабушка Анна Григорьевна, и та при виде серенького прелестного существа с очаровательным хвостиком, бодренько запрыгивала в уличных туфлях на диван, лишь заслышав шуршание, отдаленно напоминающее звук перемалываемой остренькими зубками корочки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Восточная коллекция

Император Мэйдзи и его Япония
Император Мэйдзи и его Япония

Книга известного япониста представляет собой самое полное в отечественной историографии описание правления императора Мэйдзи (1852–1912), которого часто сравнивают с великим преобразователем России – Петром I. И недаром: при Мэйдзи страна, которая стояла в шаге от того, чтобы превратиться в колонию, преобразилась в мощное государство, в полноправного игрока на карте мира. За это время сформировались японская нация и японская культура, которую полюбили во всем мире. А. Н. Мещеряков составил летопись событий, позволивших Японии стать такой, как она есть. За драматической судьбой Мэйдзи стоит увлекательнейшая история его страны.Книга снабжена богатейшим иллюстративным материалом. Легкость и доступность изложения делают книгу интересной как специалистам, так и всем тем, кто любит Японию.

Александр Николаевич Мещеряков

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология