Книга как иллюзия: Тайники, лжебиблиотеки, арт-объекты

В викторианской Англии словосочетание «книга для окна гостиной» трансформировалось в более изящное «книга для кофейного столика». Рафинированными читателями и строгими литературными критиками оно использовалось как презрительное именование развлекательной литературы, произведений без содержательной глубины. Однако красивый фолиант с максимумом изображений и минимумом текста стал ультрамодным атрибутом престижа и достатка. В респектабельном интерьере он смотрелся так же органично, как лощеный денди, фланирующий по лондонскому бульвару.

Впрочем, самые меткие сравнения и блистательные аналогии придумывали викторианские авторы. Например, Элизабет Гаскелл в романе «Север и Юг»: «В центре комнаты, прямо под люстрой стоял большой круглый стол, на полированной поверхности которого через равные промежутки по окружности лежали книги в красивых переплетах, будто яркоокрашенные спицы колеса». Один викторианский журналист настаивал, что «книги в красивых переплетах, запертые за стеклом в эффектных книжных мини-шкафчиках, так же важны для стильных заведений, как для стильных экипажей важны слуги в ливреях, которые сидят скрестив руки». Описания фальшбуков под стать их эффектному оформлению.

В эдвардианскую эпоху понятие coffee table book часто мелькает в торговых каталогах и в прессе, ориентированной на состоятельного читателя. Сейчас кофе-тэйбл-буки чаще всего называют просто интерьерными книгами. Современные образцы представлены преимущественно презентационными корпоративными изданиями (брендселлерами), иллюстрированными мемуарами и биографиями, фотокнигами по истории искусства, моды, кулинарии. Обратите на них внимание в приемных учреждений, салонах красоты, дизайн-студиях, гостиничных холлах.

В конце позапрошлого века французский филолог, библиофил, издатель Луи Октав Юзанн пристально рассмотрел в свой знаменитый монокль образованную публику и придумал слово библиоскоп (от греч. skopein – «рассматривать»), означающее ценителя материальной, вещественной сущности Книги. «Библиоскоп – это не восторженный влюбленный, а сторонний равнодушный путешественник. Он рассматривает, гладит, обнюхивает и ощупывает книги, которые никогда не прочтет. Он довольствуется знакомством с поверхностью вещей и никогда не обременит себя усилием проникнуть вглубь», – поясняет Юзанн в эссе «Новый библиополис» (1897){27}. Эти слова станут пророческими – и следующее столетие изумит нас разнообразием вариантов поведения библиоскопа, наглядно иллюстрирующих социальные преобразования, культурные сдвиги, технические инновации.

Глава 6. Праздник притворства: История книжных муляжей

Жак де Гейн.

Портрет Авраама Горлеуса перед столом с монетами, кольцами и чернильницей (фрагмент – чехол для монет в виде книги). 1601[87]

Упоение обманом

Барокко – эпоха превращения иллюзии в особую эстетическую категорию, обмана – в своеобразный род искусства, притворства – в изощренную игру по замысловатым правилам. Это эпоха кунсткамер (нем. Kunstkammer – букв. «комната искусства»), «кабинетов редкостей» (англ. сabinet of curiosities) и «шкафов искусств» (нем. Kunstschrank) – коллекций всевозможных диковин, экзотических находок, курьезных вещиц. Для хранения таких коллекций изготовляли специальные ларцы и шкафы со множеством выдвижных ящичков, получившие название кабинетов или по-немецки камер. Когда шкафов становилось слишком много, для них отводили отдельные комнаты, получившие такое же название.

Кабинет демонстрировал профессиональные, научные или творческие интересы, статус, вкус, образ жизни своего хозяина. Это был прообраз музея, а в музее не могло быть ничего случайного. Книги как древнейшие предметы коллекционирования сразу заняли здесь полноправное место. Ценные манускрипты и редкие печатные экземпляры чтили как сокровища, с особой гордостью предъявляя гостям. Убедиться в этом можно на примере гравюры с самым ранним изображением кабинета естественной истории неаполитанского фармацевта Ферранте Императо. Жемчужиной коллекции была библиотека, полки которой были сконструированы таким образом, чтобы книги размещались обрезами вниз – для защиты от пыли.

Ферранте Императо.

История природы. Неаполь. 1599. Фронтиспис второго издания. Венеция. 1672. Гравюра на меди[88]

Однако уникальности книги и только ее созерцания было уже недостаточно – требовались новые форматы репрезентации и новые способы визуализации. В системе барочного мировоззрения достигает предела воплощения средневековая семиотическая метафора «мир-книга» и ее частные варианты: «природа-книга», «жизнь-книга», «судьба-книга», «человек-книга». Вселенная представляется как текст, требующий чтения и толкования. Итальянский историк Эммануэле Тезауро в крупнейшем литературоведческом труде своей эпохи «Подзорная труба Аристотеля» (1654) описывает мироздание как «всеобщую грамматику».