Книга Короткого Солнца

У меня было два мнения насчет этого слона. Начнем с того, что на Зеленой я видел, что даже самые крупные животные могут проникать сквозь плотный покров, как это делали барахтуны, на которых мы охотились здесь. (Если слоны могут быть одомашнены, почему не барахтуны? Мы должны попробовать.) Размер и сила позволяют им преодолевать самую плотную растительность, в то время как жесткая кожа защищает их от всего, кроме самых страшных царапин.

С другой стороны, во всем есть недостатки, как говорил мой отец; в данном случае недостаток заключается в том, что эти большие животные слишком велики, чтобы пройти между большими, твердыми стволами, растущими близко друг к другу. К счастью, в этом лесу больших деревьев совсем мало, зато очень много кустарников и молодых деревьев.

Казалось, у слона было мало опыта в таких местах, но он быстро научился своему делу. После первого часа или около того он шел быстрее Дарджана, так что Дарджану, которого мы взяли с собой, чтобы он вел нас, грозила опасность быть растоптанным. Я сказал Махавату, чтобы он следил за мной и шел туда, куда иду я, но слон научился этому быстрее Махавата, держа кончик хобота на моем тюрбане и шагая за мной на удивление бесшумно. Мы свернули шатер прежде, чем отправились в путь; но Вечерне и моим стражникам все равно пришлось несладко: они лежали на платформе и отбивались от веток и сучьев всеми возможными способами.

Я намеревался остановиться на опушке леса и подождать, пока пройдет один из ханских караванов мулов и вьючных лошадей, а затем напасть на него сзади; но я не учел слона. Он был так счастлив увидеть открытое пространство, что пробежал мимо нас и выскочил на дорогу прежде, чем Махават успел его остановить.

Я взобрался на слона, очень довольный возможностью присесть после совершенной мною прогулки, и сказал Махавату, что ему придется увести его обратно под деревья, где нас никто не увидит. Махават согласился, но слон — нет. Когда он понял, что мы хотим вернуться в лес, то взбунтовался и бросился бежать по дороге, как восьминогий талос, трубя обоими хоботами с такой силой, что испугал даже меня и перепугал до смерти бедную Вечерню. Я полагаю, что слышал столько же женских криков, сколько и большинство мужчин, и, возможно, даже больше, чем большинство, поскольку слышал немало криков раненых труперов Тривигаунта, когда мы с Крапивой сражались за генерала Мята; но крик Вечерни — нечто единственное в своем роде. Он громче и пронзительнее, чем крик любой другой женщины, с которой я когда-либо встречался, и длится в два или три раза дольше.

Крапива, я знаю, что ты никогда этого не прочтешь — да я и не хочу, — но я сделаю вид, что прочтешь. Попытайся представить себе нас, моих шестерых охранников, Вечерню, Махавата и меня (с Дарджаном, затерявшимся в пыли позади нас) — каждый из нас едва не падал, держась за все, до чего можно было дотянуться, — когда мы свернули за поворот и оказались среди трех или четырех сотен копейщиков Хана.

Несколько дней назад я писал, что наших слонов нельзя заставить атаковать врага. Я ошибся. Можно, и ты никогда не видела такого количества лохматых маленьких пони, повергнутых в состояние ужасной паники. Возможно, никто не видел.

Когда я вспоминаю об этом, мне кажется чудом, что хоть один из нас остался жив. Всадники бросились вправо и влево, и лишь немногие из тех, кто оставался в седлах, были вооружены карабинами или иглометами. Дорога снова повернула, но мой слон продолжал бежать по прямой, в какую-то расщелину между двумя каменными глыбами. Вскоре его бока заскрежетали по камням, и Махават снова взял его под контроль. Кучка всадников попыталась последовать за нами, но несколько выстрелов моих охранников быстро положили этому конец. Наконец мы выбрались на пологий склон, усеянный ежевикой. Местность понизилась, стала более влажной, деревья заняли место ежевики, и мы снова оказались в знакомом «непроходимом» лесу.

К тому времени все мы были очень рады оказаться там, даже мой слон.



 

Утро, но темно, как ночью в проливной дождь. Никто не пришел будить меня — или, что более вероятно, это сделала Пехла, но охранник у моей двери не впустил ее. Мне следовало бы сказать, что это было очень позднее утро. Я проспал по меньшей мере двенадцать часов.

Я бы выпил чаю и что-нибудь съел, но мне захотелось перечитать то, что я написал вчера вечером, и сделать несколько исправлений. (Я редко что-либо исправляю, как ты уже видела, но в данном случае было слишком много простых ошибок в правописании и тому подобных. Я переписал один лист целиком и выбросил старый.)

Но прежде чем сказать стражнику, что я проснулся, и послать его за завтраком, я не могу удержаться от небольшого размышления. Было ли то, что мы сделали, действительно полезным? Если наш рейд просто покажет врагу, что «непроходимый» лес на самом деле проходим, то это может оказаться хуже, чем бесполезно. Если он научит нас (и заставит их) следить за этим флангом, это будет очень полезно. Я должен проследить, чтобы это произошло, и чтобы были организованы и проведены дальнейшие рейды.