Книга Короткого Солнца

— Да. — Гончая открыл свой фонарь и опустился на колени у огня, чтобы зажечь свечу. — Я возьму и это. Если мы выйдем за стену, найдем сколь угодно сушняка, наломанного ветром с деревьев.

Они оставили мерцающий свет огня и запах древесного дыма и прошли через проем, который прежде был дверью Крови. Дул сильный ветер, намекавший на осень — он качал фонарь Гончей, как перо на веревочке.

Гончая сразу же направился к своим сбившимся в кучу ослам:

— Я собираюсь привести их в дом. Дождь прольется с минуты на минуту.

Его спутник уже собирался сказать ему, чтобы он поторопился, и заметить, что надвигающаяся буря, вероятно, была тем, чего ослы боялись раньше, когда Орев резко приземлился ему на плечо, прокаркав:

— Муж прийти! Больш муж!

— Хряк? Где он сейчас?

— Больш больш! Атас!

— Поверь мне, я постараюсь быть как можно осторожнее. Где он сейчас?

— Нет, нет! — Орев замахал крыльями, чтобы удержать равновесие на ветру.

— Ты не обязан идти со мной, но где ты его видел?

— Взад. Птиц показ. — Орев бросился прямо против ветра, сильно хлопая крыльями и летя не выше колен своего хозяина. Слабый свет фонаря померк и исчез, когда Гончая повел своих ослов в разрушенную виллу.

— Идти птиц! — крикнул Орев из темноты.

— Да! Я иду!

— Хорош Шелк! — Хриплое карканье почти затерялось в реве ветра. — Атас!

Его зондирующий посох ничего не находил, пока огромная рука не сомкнулась вокруг него, охватив его от плеча до талии.

— Не хочешь ли света? — Голос божка смешался с отдаленным громом, как будто заговорила надвигающаяся буря.

Человек, к которому обратился божок, ахнул.

— Я сожгу этот дом для тебя, святейший, если ты захочешь.

Он обнаружил, что не может думать, почти не может говорить:

— Если ты сожмешь кулак, то убьешь меня.

— Я не буду жать сильнее. Сядешь ли ты на мою ладонь, святейший? Ты не должен упасть.

— Да, — сказал он. — Я... да.

Что-то надавило ему на ступни; колени, которые он не мог держать прямо, согнулись. Рука, схватившая его, расслабилась, скользнув вверх и в сторону. Он ощупал твердую, неровную поверхность, на которой сидел, и обнаружил, что она простирается на пол-кубита влево и вправо от него; он нашел и огромные пальцы (каждый шириной с его голову), которые нависали над ним сзади.

— Орев?

Это прозвучало как шепот; он намеревался крикнуть. Он набрал полную грудь воздуха и попробовал снова:

— Орев!

— Птиц здесь. — «Здесь» явно было достаточно далеко.

— Орев, подойди ко мне, пожалуйста.

Он чувствовал ветер, холодный и неистовый, порывы которого грозили сорвать его с ненадежного сиденья.

— Птиц вред?

— Нет! — Он прочистил горло. — Ты же знаешь, что я не причиню тебе вреда.

— Больш муж. Птиц вред?

Глубокий голос снова загрохотал из темноты:

— Если ты упадешь... — На горизонте сверкнула молния. На какую-то долю секунды стало видно лицо, такое же большое, как у Ехидны, которую он видел давным-давно в Священном Окне: крошечные глазки, ноздри, похожие на логово двух зверей, и пещерообразный рот. — Я не смогу тебя поймать.

— Пожалуйста. — Он задыхался, борясь с ощущением, что ветер уносит каждое слово в никуда. — Ты сказал, что у меня может быть свет. Если я этого захочу. У меня есть фонарь. Могу я зажечь его?

— Как скажешь, святейший. — Это был хриплый шепот, похожий на отдаленную лавину.

Он сунул свой фонарь в карман, когда увидел, как Гончая зажигает свой; теперь он возился с ним и с огнивом, едва не выронив оба.

— Он очень маленький, святейший. — На этот раз в ужасающем грохоте послышались слабые нотки веселья.

— Все в порядке, — сказал он с растущим чувством облегчения. — Я тоже. — Белые искры посыпались на дрожащий фитиль. Казалось, в его руках были падающие звезды, как звезды на дне могилы, куда Шелк и Гиацинт опустили тело Элодеи во сне, который он вспомнил со сверхъестественной ясностью.

«Здесь мы роем ямы в земле для наших мертвых, — подумал он, — чтобы приблизить их к Внешнему; и на Синей мы делаем то же самое, потому что делали это здесь, хотя это и отдаляет мертвых от него».

Желтое пламя свечи поднялось; он закрыл фонарь, загипнотизированный кончиком большого пальца божка, гладко закругленным лицом безликого человека в остроконечной шляпе, которое на самом деле было когтем.

— Ты видишь меня. — В голосе гиганта послышалось легкое удовлетворение.

— Да. А ты мог видеть меня раньше.

Огромное лицо медленно опустилось. Потом медленно поднялось, как большая лодка на длинной волне.

— Как Орев. Орев может видеть даже тогда, когда мне кажется, что света вообще нет.

Ответа не последовало, и он спросил себя, услышал ли его божок.

— У Орева глаза больше, чем у меня, — храбро продолжал он, — хотя Орев гораздо меньше. Твои глаза кажутся мне очень маленькими, но это только потому, что они малы по сравнению с твоим лицом. Каждый из них должен быть размером с голову Орева.

Дождь хлестал, как плеть.

— Ты говоришь слишком быстро, святейший, — пророкотал божок.

«И тебе должно казаться, что мы движемся очень быстро, — подумал он. — Что мы мечемся, как белки или кролики».

— Ты в опасности, святейший? Я буду защищать тебя.