Книга Короткого Солнца

Причина моей неудачи с бедной Джали прошлой ночью очевидна, конечно. Ее дух отсутствует. Я предполагал, что он может парить вокруг ее тела, и что я могу каким-то образом помочь ему вернуться. Его там нет, и, по всей вероятности, она все еще на Зеленой. Я вернулся с Зеленой, оставив ее там и полагая, что она сможет вернуться, как и я, когда захочет. Либо она не захотела вернуться, либо не может этого сделать. Если первое, то хорошо. Я не имею на нее никаких прав; она может оставаться такой, как сейчас, если захочет.

Но если она не может вернуться (а я, признаюсь, думаю, что это более вероятно), я должен вернуть ее; но я не могу попасть на Зеленую без общества другого такого существа, как Джали и моя бедная подруга Фава.

В этом доме мне доступны Вадсиг, Аанваген, Беруп и, возможно, Сайфер. Я попытался убедить себя, что один из них может подойти. Не смог. Вадсиг достаточно худощава, но мысль о том, что инхума по собственному выбору живет как Вадсиг — спит на чердаке, подметает и моет полы, моет посуду, — совершенно нелепа. Она говорит, что работает здесь уже два года. Ее бы обнаружили сто раз. И даже если ее не обнаружили люди, ее сразу же обнаружил бы Орев, который видел ее много раз.

Берупа и Аанваген я немедленно отверг — оба слишком дородны. Что же касается Сайфер, то я не верю, что она — инхума. Орев видел ее и ничего не сказал. Она не стала бы прикрывать лицо Джали или искать био, чтобы помочь ей. Всех четверых можно отвергнуть.

Никого не оставляя. Что же мне делать?

Спать.

Никаких снов. Ни о Фаве и Море, ни о ком-либо еще; но мне следовало бы сообразить — сама Мора, должно быть, бодрствует.

Сумерки за окном. Еще один короткий зимний день закончился. Скоро дом погрузится в сон, и я отправлюсь искать на улицах кого-нибудь вроде Фавы и Джали, кто, возможно, согласится отправиться со мной на Зеленую и вернуть домой мою бедную дочь. Что еще я могу сделать? Я особенно благодарен Внешнему за то, что Беруп не заметил, что я сохранил его серый шлюпочный плащ.



 

Так много всего произошло, что я отчаиваюсь записать все это. Мне нужен был плащ Берупа — тут я был прав, — но не для того, чтобы искать на улицах Дорпа готового помочь инхуму. Я только успел написать плащ, когда услышал скрип антабок и клацанье ботинок по лестнице, и убрал свой пенал и истощившийся запас бумаги. Вошли двое мужчин с карабинами, и мы отправились к судье Хеймеру — не в зал суда, а в его дом, где он заседал в своем селлариуме.

— Не официальное заседание это есть, мессир Рог. — Он толстый и краснолицый, и мне показалось, что он заставляет свой голос звучать глубже, чем это было задумано природой. — Предварительное слушание это есть. Это дела о преступлениях, караемых смертной казнью, мы делаем.

Я возразил, что никого не убивал.

— Ната вы сделали своим пленником. Его вы сдерживали, мессир. По нашему закону смертная казнь это есть. — Он улыбнулся, склонил голову набок и ткнул указательным пальцем себе в шею.

— Является ли Нат особо привилегированной личностью здесь, в Дорпе, судья Хеймер?

Он сурово посмотрел на меня:

— Мессир Рехтор[135] мне вы должны говорить, мессир, каждый раз, когда вы говорите.

— Извините, пожалуйста, мессир Рехтор. Я чужестранец и не знаю ваших обычаев. Является ли Нат привилегированным гражданином, мессир Рехтор? Или этот закон, который вы описываете, применим ко всем?

— Защита всех он есть, мессир.

— А как насчет таких чужестранцев, как моя дочь, мой сын и я, мессир Рехтор? Мы тоже защищены? Или ваш закон защищает только ваших собственных граждан?

— Все это защищает. Это говорю я, мессир, и это так есть.

— Тогда я протестую от имени моей дочери, мессир Рехтор. Ее удерживают по вашему приказу, и она не имеет никакого отношения к задержанию Ната, которого мы, кстати, вскоре освободили.

— Согласно закону удерживается она есть, мессир. Закон, закон не может нарушен быть. — Он обратился к труперам. — Дочь мессира Рога, мерен Джали. Почему не на мой суд привели ее вы есть?

Один из них вытянулся по стойке смирно и отдал честь:

— Спит она есть, мессир Рехтор.

— Ее ты разбудишь.

Потом они шепотом посовещались; и я воспользовался тем временем, которое мне дали, чтобы осмотреться. Пятерых с карабинами я принял за легерманов, хотя их мундиры были в лучшем случае подозрительными. Кроме них и судьи Хеймера, в селлариуме не было никого, кроме Берупа, Аанваген и меня.

Сам селлариум говорил о богатстве и роскоши, хотя ни один богатый человек в том Вайроне, который я видел мальчиком, им бы не впечатлился. Полы из вощеного дерева были гладкими, а грубый шерстяной ковер перед столом судьи — не совсем жалким. Мрачные картины висели на грубо обшитых панелями стенах; тяжелые стулья и застекленные шкафы с ржавыми ножами и мечами — а также с расколотыми и отполированными камнями — дополняли обстановку.

— Мессир Рог! — Хеймер постучал по столу тростью. — О вашей дочери сейчас мы знаем. Также и о мессире Шкуре, который с вами вместе обвиняется.

— Несправедливо. Он мой сын и просто сделал то, что я ему сказал.