Книга Короткого Солнца

— Нет. — Он поднял фонарь, его промокшая туника прилипла к руке. Это было лучше — намного лучше, — чем канализация на Зеленой.

— Ты в чем-то нуждаешься, святейший? Я тебя обеспечу.

— Это очень мило с твоей стороны. — Он изо всех сил старался, чтобы его услышали.

— Птиц здесь! — Орев тяжело приземлился на голову, и все его конечности задергались от ужаса. — Мокр, мокр! — Мелкие брызги воды присоединились к дождю, когда Орев встряхнулся и захлопал крыльями.

— Пробрался под пальцы, да?

— Хорош птиц! Хорош Шелк!

Внезапно раскаявшись, он медленно заговорил с божком:

— Ты сделал для меня убежище и даже позволил Ореву разделить его. Я... мы не даем тебе укрыться?

И снова в грохоте послышалось легкое удовлетворение, хотя он не был уверен, что ему это не показалось:

— Я не страдаю, святейший. — Наступила пауза, во время которой огромное лицо, слабо освещенное снизу, смотрело на него. — Тебе что-то нужно?

— Нет. — Ему все еще было трудно говорить.

— Остальные должны остаться, — пророкотал божок. Его дыхание, горячее, влажное и зловонное, пронзило ветер; при его словах сверкнула молния, открыв взгляду бесцветную кожу, покрытую чернильными тенями. — Уже достаточно ушло. Скажи остальным, чтобы оставались. Именно это я и пришел тебе сказать. Это слова Шелка.

Глава седьмая СОБУТЫЛЬНИКИ

Мы провели эксперимент, и эксперимент провалился. Это истина, и я должен смотреть на него именно так. Все мои планы — буду честен: все мои интриги — пошли прахом. Я должен выработать новый подход.

Когда я был в Бланко, мы с Фавой обнаружили, что, когда мой разум соединяется с ее разумом, мы — и все остальные, находящиеся в нашем обществе, — можем путешествовать в виде духов. Мы отправились на Зеленую, а позже Джали, Дуко, Шкура и я вместе с другими отправились в великий город на Витке красного солнца. Думаю, нам это удалось только потому, что Дуко уже бывал там раньше. Дайте мне подумать.

Я собираюсь записать все — даже самые мелкие детали. Возможно, я припомню что-то еще, когда я буду писать или когда перечитаю это завтра.

Я уговорил Берупа отвести меня через улицу к Сайфер — это серьезное нарушение закона, сказал он; он и Аанваген могут потерять свои лодки и даже дом, если закон узнает. Мы ждали еще долго после тенеспуска, пока улица не опустела. Я был закутан в толстый саржевый шлюпочный плащ с капюшоном. Он темно-серый и напоминает мне сутану авгура, которую подарила мне Оливин; какой странный виток, в котором мы становимся кем-то другим, надевая новую одежду! Пленник Рог исчез, как только Беруп завернул его в этот необычайно просторный плащ; его сменил безымянный капитан безымянной лодки. За все время, что я плавал с Бэбби и Саргасс, у меня не было такого плаща. Теперь у меня нет лодки, но я экипирован для нее. Без сомнения, она скоро появится.

Точно так же рубины, красный и пурпурный шелк сделали меня Раджаном Гаона. Мы — всего лишь бумага, наша одежда — чернила.

Мы перешли на другую сторону улицы, причем Орев полетел вперед, чтобы его общество не выдало меня, а также чтобы убедиться, что Сайфер погасит лампы и откроет свою дверь, как только мы появимся.

Она так и сделала. Мы поспешили внутрь.

— Своих слуг я отослала, мессир Рог. Так вы говорите, и это я сделала.

— Идти птиц! — Орев уже махал крыльями над лестницей. Мы побежали за ним — или, во всяком случае, мы с Сайфер побежали, а Беруп, пыхтя и постанывая, взбирался за нами. Один пролет — потом еще один — и в запертую на засов маленькую спальню, окно которой я изучал вместе с Вадсиг и которая постоянно была в моих мыслях. Она казалась почти такой же темной, как вилла Крови; я чуть не споткнулся о стул, на который направила меня Сайфер.

— Свечу теперь вы желаете, мессир Рог? Ставни закрыты. Никто может видеть.

Мне пришло в голову, что никто не смог бы разглядеть меня достаточно хорошо, чтобы узнать, даже если бы они были открыты, и я вспомнил слова Шелка о Мукор — она считала, что ее дух не может покинуть комнату, если окно не открыто. Я решил открыть ставни в комнате Джали и сделал это позже, хотя из этого ничего не вышло.

Беруп появился в тот самый момент, когда Сайфер принесла свечу. Он бы склонился над Джали, если бы я позволил. Я спровадил его жестом, который, как я надеялся, не допускал возражений, и он, задыхаясь, рухнул в кресло. Только после того, как Беруп сел, я сообразил, почему Сайфер так долго оставалась тюремщиком Джали, не понимая, что она — инхума: простыня была натянута почти до самого верха ее парика.

— Хорош вещь? — поинтересовался Орев, когда я поднял простыню.

Я положил простыню на место, велев ему замолчать.

— Вы закрыли ей лицо, — заметил я Сайфер. — Могу я спросить, почему?

— Такая молчаливая она есть, мессир. Такая холодная. Как мертвая ваша бедная дочь есть. Видеть ее такой я не люблю.

— Не мертвая, — задыхаясь, спросил Беруп, — она есть?