— Я буду пленником, Хряк. Они хотят, чтобы я судил их споры и находил компромиссы. Есть много споров, в которых обе стороны неправы, и еще больше споров, в которых невозможен компромисс, приемлемый для обеих сторон.
Он вздохнул:
— Я не могу дать им всего, на что они надеются, и их разочарование со временем непременно обернется насилием, если только я не смогу убежать от них.
— Х'и ты сделаешь х'эт, кореш ? Сбежишь?
Он мрачно кивнул:
— Я так и сделаю. Я так и сделаю — если смогу. Я обещал Хари Мау, что поеду с ним в его город и что буду судить в нем в меру своих слабых способностей. Но я не обещал оставаться там до бесконечности. Я сдержу свое обещание, если они мне позволят. Но когда я сделаю все, что смогу, я вернусь домой. Я уже наполовину обогнул Синюю, и дом не может быть дальше этого.
— Тогда те потребуется старина Хряк, кореш.
Он снова вздохнул:
— Без сомнения, потребуется, но тебя со мной не будет. Во-первых, Хари Мау и его друзья очень быстро узнают, где я нахожусь — если не сегодня, то уж точно завтра. Тогда они заставят меня сдержать свое обещание и настоят, чтобы мы ушли. Тебе нужен квалифицированный уход в течение нескольких месяцев. Твоя плоть может не принять новый глаз. Есть медицинские процедуры, которые можно сделать, если это произойдет, но они трудны и требуют опытного целителя.
Во-вторых, ты будешь еще большим пленником, чем я, и подвергнешься гораздо большей опасности, став средоточием недовольства каждого человека, против которого я выступлю. Я сказал, что тебе потребуются месяцы ухода, потому что именно так сказал мне твой хирург и то же самое сказали мне и здесь. Если ты пойдешь со мной, сомневаюсь, что ты проживешь еще несколько месяцев.
Лицо Хряка неуловимо изменилось, и он сказал:
— А в-третьих, Рог?
— Патера!
Орев пронзительно свистнул.
— Я стал бы для тебя несомненной опасностью, — сказал Хряк. — Сила и твердое сердце — опасные качества там, где они не могут одержать верх.
— Да. — Он вытер глаза.
Обнаженное и неуловимо изменившееся лицо все еще было лицом Хряка; но из его рта раздался хорошо знакомый голос Шелка:
— И все же ты взял бы меня с собой, если бы мог.
— Да. Да, взял бы. Если бы мы добрались до Нового Вайрона, это значило бы, что я не потерпел неудачи. Или даже если бы ты добрался туда один.
— Ты не хочешь потерпеть неудачу. — Большая рука Хряка сжалась на его.
— Я бы отдал свою жизнь, чтобы не потерпеть неудачу, — сказал он, и это было правдой.
— Ты уже это сделал.
— Ты должен лежать здесь, на этом противоперегрузочном диване. — Хари Мау склонился над ним. — И ты должен быть пристегнут. Я прошу прощения, но это очень важно.
— Я знаю, я уже лежал на них раньше. Я беспокоюсь за Орева.
Улыбка Хари Мау стала еще шире:
— Там, под твоей рукой, он будет в безопасности. Чем существо легче, тем меньше на него нагрузка. Орев очень легкий. — Широкий ремень защелкнулся, прижимая азот к напряженным мышцам под ним. — А за себя ты не боишься, Раджан Шелк?
Если они хотят называть его так, пусть называют так, как хотят. Не желая глазеть, он перевел взгляд с бородатого лица Хари Мау на плетеную циновку, которая заменила... что? Он попытался вспомнить внутренности посадочного аппарата, который перенес его с Синей на Зеленую, но в памяти остались только длинные ряды грубых коричневых диванов, тесный маленький камбуз, который кормил их скудно и плохо, стрельба, крики и изогнутая стальная рукоятка ножа Сухожилия, торчащая из спины человека, чье имя давно забыто.
Хари Мау повторил:
— За себя ты не боишься?
— Боюсь ли я умереть? — Он покачал головой. — Нет, не боюсь. В некотором смысле это было бы облегчением, смягчением неудачи. Могу ли я тебе довериться?
— Конечно! Я же твой друг.
— Чего я боюсь, так это показать свой страх. Я боюсь, что закричу, когда последует толчок и раздастся взрыв.
Хари Мау принес ему вату, и он с благодарностью засунул ее в уши.
— Ты должен спрятать голову под крыло, Орев, и притвориться, что спишь. Отгородись от шума, насколько это возможно.
— Нет слышать?
— Да, — твердо сказал он. — Нет слышать, — и с одобрением наблюдал, как Орев прячет голову под крыло.
Он хотел устроиться на диване рядом с остальными, возможно, рядом с Хари Мау, но Хари Мау провел его подальше вниз, ближе к носу посадочного аппарата, ближе к тому странному месту, куда когда-то ходил Шелк, и откуда можно было — еще находясь в
Он вытянул шею в тщетной попытке заглянуть себе за спину.
Двумя или тремя рядами ниже. По крайней мере, три ряда, решил он, а скорее всего — четыре. По крайней мере, этот посадочный аппарат не был забит до отказа, как тот, в котором они с Крапивой прилетели на Синюю.
Где же она теперь? Он попытался представить себе ее и то, что она делает, но обнаружил, что может представить только гораздо более молодую Крапиву, арендующую складные стулья. «Я рассеян, — сказал он себе, когда легкая дрожь сотрясла посадочный аппарат. — При таких обстоятельствах, как эти, я обречен быть рассеянным».