— Приготовь эту рыбу так, как ты приготовил бы ее для себя. Когда рыба будет готова, отдай ей.
Я сказал:
— Да, великая богиня.
Богиня (ибо я был тогда и вполне уверен сейчас, что она была одним из Исчезнувших богов Синей) сказала, использовав имя Саргасс:
— Ты должна идти к своему народу. Твое время со мной закончилось.
Саргасс покорно кивнула.
— Не возвращайся. Ради себя самой я бы хотела, чтобы ты осталась. Ради тебя я говорю тебе идти.
— Я понимаю, Мать.
— Этот человек может причинить тебе боль.
Я поклялся, что ничего подобного не сделаю.
— Если он это сделает, ты должна будешь это вытерпеть — так поступают женщины. Если ты причинишь ему боль, он должен будет это вытерпеть. — Потом богиня заговорила со мной: — Не позволяй ей есть сырое мясо или ловить рыбу руками. Не позволяй ей делать то, чего не делают ваши женщины.
Я пообещал, что не буду.
— Защищай ее от своего зверя, как ты защищал бы одну из своих женщин.
Ее прощальные слова были адресованы Саргасс:
— Для тебя я перестала существовать. Вы с ним наедине.
И она скользнула под волну, быстрее, чем она поднялась. На мгновение я увидел сквозь воду — или подумал, что увидел, — что-то огромное и темное, на чем она стояла.
Через некоторое время, когда я пришел в себя, Саргасс спросила:
— Ты собираешься причинить мне боль?
— Нет, — ответил я. — Я никогда не причиню тебе боль. — Я солгал, хотя и говорил от всего сердца. Пока я говорил, Бэбби громко проворчал что-то со своего места на носу; я уверен, что он поклялся так же, как и я, но это ее испугало.
Я присел на корточки и скатал полоску сырой рыбы, обвалял ее в маслянистой кукурузной муке, положил на сковороду и стал держать сковородку над огнем.
— Бэбби не причинит тебе вреда, — сказал я. — Следующий кусок я приготовлю ему, а потом приготовлю еще один для себя, чтобы мы могли поесть все вместе.
Он уже сошел с фордека и приближался к огню.
— Бэбби, ты не должен обижать... — я попытался произнести имя, которое использовала богиня, и молодая женщина, носившая его, нервно рассмеялась.
— Я не могу его произнести, — сказал я ей. — Я буду называть тебя Саргасс, хорошо?
Она кивнула.
— Это Бэбби. Он очень храбрый маленький хуз, и он защитит тебя в любое время, когда тебе это понадобится. Как и я. Меня зовут Рог. — Она снова кивнула.
Вспомнив о серебряных украшениях, которыми меня снабдил Кабачок, я сказал:
— Тебе, наверное, нравятся кольца и ожерелья. У меня есть несколько, хотя они не такие красивые, как твои. Хочешь посмотреть на них? Ты можешь выбрать любое, которое тебе понравится.
— Нет, — ответила она. — Ты можешь.
— Они мне нравятся? — Я подбросил в воздух филе и поймал его сковородкой.
Она снова рассмеялась:
— Я знаю, что тебе они нравятся. Мать так говорит, и она дала мне это, чтобы я тебе понравилась. — Она сняла ожерелье и предложила его мне, но я заверил ее, что она мне нравится больше, чем ее украшения. В конце концов мы положили ее золото в шкатулку с моим серебром, а ей я дал богато украшенный гребень. Я смастерил для нее что-то вроде юбки, завернув ее в лоскут старой парусины, который я закрепил серебряной булавкой.
В тот вечер, когда мы смотрели, как поднимается тонкий столб темного дыма, и восхищались тем, как пляшут в воздухе искры от наших зеленых дров, она положила голову Бэбби себе на колени, чего я никогда бы не сделал. Когда ее левая рука погладила его, я заметил засохшую кровь среди складок кожи на обрубке, который был ее правой рукой, и понял, почему она так боялась Бэбби и чья кровь запятнала палубу на носу.
— Это не ты пела для нас, — сказал я ей. — Это была богиня. Сначала я подумал, что это, должно быть, ты, но теперь я слышал, как она говорила, и это был ее голос.
— Чтобы заставить тебя полюбить меня.
— Я понимаю. Как и золото. Она хотела найти тебе новый дом. Матери, они всегда такие.
Саргасс покачала головой, но я был уверен, что в принципе был прав.
Так было, я полагаю, и в том случае, который описали мне послы из Скани. Женщина, погибшая, когда их посадочный аппарат покинул
Положение Саргасс отличалось тем, что она считала морскую богиню своей матерью — гораздо больше, я бы предположил, чем богиня считала Саргасс своей дочкой. Приняв золото, я принял Саргасс — это было ее приданое. Песня богини, однако, была не платой, а чем-то вроде заклинания (я использую это слово в очень широком смысле), чтобы смягчить наши сердца и обеспечить Саргасс более дружественный прием в следующий раз.