На моих глазах его нос и подбородок вдавились в лицо, надбровные дуги растаяли. Всякое сходство с человеком исчезло.
— Тогда я пообещал тебе, что не стану тебя обманывать. Человек, которого ты ненавидел...
— Патера Квезаль?
Крайт кивнул:
— Ты сказал, что считал его стариком, и разозлился, потому что он обманул тебя. Ты сказал мне, что какой-то трупер застрелил его.
Я кивнул.
— Ты видел его труп?
— Да. — Что-то от отвращения, которое я тогда почувствовал, должно быть, отразилось на моем лице. — Какое это имеет значение?
— Смерть сильно изменяет некоторых из нас. Тогда он был похож на старика?
Я уклонился от прямого ответа:
— Мы не любим смотреть на мертвых. Я не стал долго рассматривать его труп.
— Он был похож, Рог?
Было что-то неописуемо жуткое в том, чтобы сидеть на корме баркаса и разговаривать с инхуму о смерти патеры Квезаля, произошедшей двадцать лет назад. Клочья тумана проносились мимо нас, как призраки, сплетничающие языки маленьких волн поддерживали непрерывный ропот, в котором, казалось, я мог уловить одно-два слова.
— Наверное, нет, — сказал я Крайту и услышал, как волны шепчут «
— После этого ты посмотрел сам, не так ли, Рог? Ты должен был.
Я снова кивнул.
— Он больше не был похож на старика, не так ли? Он не мог этого сделать.
Я покачал головой.
— Как он выглядел?
— Он был похож на тебя.
Крайт ничего не сказал, только пронзил меня своим гипнотическим взглядом, и я добавил:
— Он пудрил и красил лицо. Как женщина. Мы нашли пудру и румяна в кармане его сутаны.
— И я бы так делал, если бы у меня были эти вещи — я же ношу рубашку и бриджи, которые я взял у тебя. Глаза видят то, что ожидает ум, Рог. Бэбби, лежащий неподвижно с зеленой веточкой во рту, мог бы заставить тебя подумать, что он куст, если бы ты ожидал увидеть куст.
— Совершенно верно. Вот почему мы используем ручных хузов — или собак — для охоты на диких хузов.
Крайт ухмыльнулся; его челюсть отвисла, и он обнажил клыки:
— Юная сирена, которую ты называешь Саргасс, видит меня не так, как ты. Она не видит того, что видел ты, когда смотрел на того мертвеца.
Я согласился.
— Зная это, неужели тебе так трудно поверить, что временами она меня
Более потрясенный, чем мне хотелось бы признаться, я подошел к носу, стал глядеть вниз на воду по обе стороны лодки, ничего не видя. Через некоторое время Крайт махнул мне рукой, и я неохотно вернулся на корму. Его голос в моем ухе был тише, чем шепот:
— Если она и слышит, то только тебя, Отец. Только шепот твоего голоса. Она, наверное, думает, что ты разговариваешь сам с собой или с твоим хузом.
— Я причинил ей боль.
Он мрачно кивнул:
— Ты собирался, как мы оба знаем. Как мы все трое знаем, на самом деле. Ты намеревался это сделать, и тебе это прекрасно удалось. Со временем она сможет найти для тебя какое-нибудь оправдание. Тебе бы это понравилось? — Его клыки исчезли, а лицо вновь приобрело мальчишеские очертания.
— Насколько все плохо?
— Очень плохо. У нее было много крови из... О, из разных мест. Мне было трудно.
Не зная, что еще сказать, я спросил, нашел ли он бинты и мази.
— Она знала, где они находятся. Я помог ей завязать узлы там, где тряпки можно было использовать. Остановить кровотечение было трудно. Я сомневаюсь, что ты хоть представляешь, сколько у нас было проблем. — Он замолчал, напрягшись; я знал, что он ждет, что я нападу на него. — Ты понимаешь все, что я тебе говорю?
— Конечно. Ты говоришь на Всеобщем языке, и говоришь на нем не хуже меня.
Он отмахнулся от Всеобщего языка:
— Ну, ты ее совсем не понимаешь.
— Мужчины никогда не понимают женщин.
Он рассмеялся, и хотя я не сердился на него минуту назад, в этом смехе было что-то такое, что заставило меня захотеть убить его.
Я обыскал ватерлинию в поисках Саргасс и, не найдя ее, стал искать ее в море с помощью багра, что было абсурдно. После этого я хотел вернуться к скалам, где мы нашли ее раньше, но Крайт отговорил меня, дав слово, что она все еще на баркасе, и совершенно откровенно сказав, что я был полным дураком, ища ее, так как найти ее было бы гораздо хуже, чем не найти. Вскоре после этого он ушел.
Насколько я помню, было уже темно, когда она вышла. Я уже давно пришел к выводу, что она находится в одном из сундуков с грузом, и нисколько не удивился, увидев, что крышка того, в котором я держал веревку и тому подобное (того, на котором я сидел, обхватив голову руками), открылась изнутри. Я поднял маленькую сковородку, в которой готовил рыбу, и пригласил ее присоединиться ко мне.
Она села по другую сторону огня. Я поблагодарил ее за это, так как видел ее там лучше, и она удивленно посмотрела на меня.
— Потому что я так беспокоился о тебе, — объяснил я. — Я не знал, насколько сильно ты пострадала, и подумал, что ты, должно быть, проголодалась и захочешь пить. — Я передал ей бутылку с водой.
Она выпила и спросила:
— Ты тоже пострадал?
Это тронуло меня, как мало что когда-либо трогало: