— Нет. Я в порядке. Я был измотан, вот и все.
Она кивнула и снова выпила.
— Ты могла убить меня, пока я спал, Саргасс. Ты могла найти мой нож и заколоть меня им.
— Я бы этого никогда не сделала.
— На твоем месте я бы так и сделал. — Я положил последнюю полоску рыбы на тарелку и протянул ей над огнем. — Хочешь вилку?
Она ничего не ответила, уставившись на свою маленькую порцию жареной рыбы, поэтому я протянул ей и вилку.
— Эта рыба — почти все, что у нас осталось, — сказал я ей. — Я должен был захватить с собой больше еды.
— Ты не знал обо мне. — Она отвела взгляд от филе, которое я ей дал, с чем-то похожим на ужас. — Я этого не хочу. Могу я отдать его Бэбби?
Услышав свое имя, он встал и, обойдя ящик, направился к ней.
— Конечно, если хочешь. — Я смотрел, как Бэбби пожирает кусочек рыбы.
— Мне немного нехорошо.
— И мне. Должен ли я сказать тебе, что ужасно, ужасно сожалею о том, что сделал с тобой? Что я никогда больше не сделаю ничего подобного?
— Я пела для тебя, — сказала она, как будто это все объясняло.
Где-то она сейчас поет для меня, поет так, как пела до прихода Крайта. Я слышу ее, почти каждый день, хотя она наверняка находится за много сотен лиг отсюда. Я слышу ее, а когда не слышу, мне снится мой дом на берегу моря. Он и ты, Крапива, моя дорогая, моя единственная, возлюбленная моей юности. Но если я когда-нибудь найду дорогу обратно (а Саргасс, вне всякого сомнения, нашла дорогу обратно к волнам и пене, тайным течениям и своим черным, омытым волнами скалам), в одну штормовую ночь я сброшу одеяла, хотя ты и близнецы будете крепко спать. Тогда я возьму любую лодку, какую смогу найти, и вы меня больше не увидите. Не оплакивай меня, Крапива. Каждый человек должен умереть, и я знаю, какой смерти я жажду.
Сегодня мы заживо похоронили инхуму и двух инхум, сняв три больших плоских камня на рынке; жестокое дело. Одна улыбнулась мне, и мне показалось, что я вижу человеческие зубы. Все трое выглядели так по-человечески, что мне показалось, будто мы вот-вот отправим в могилу живого мужчину и двух живых женщин. Я настоял, чтобы они открыли рты, чтобы я мог их осмотреть. Женщина, которая улыбалась, не хотела открывать, поэтому ее рот разжали лезвиями кинжалов, и стали видны кровожадные клыки, прижатые к нёбу.
В Скани инхуми сжигают живьем — я очень рад, что мне пришлось наблюдать за этим только один раз. Я слышал, что то же самое делают в Новом Вайроне, и признаю, что с радостью сжег бы или похоронил инхуму, которая искусала Сухожилие, когда мы жили в палатке. Они мерзкие твари, в точности как говорит Хари Мау; но как они могут быть другими, когда мы такие, какие мы есть? Иногда я жалею, что Крайт сказал мне об этом.
В последний раз я написал так мало. Вообще ничего о Саргасс и Крайте, баркасе или западном материке, который я называю Тенеспуск; и прошло уже два дня. Если я буду продолжать в том же духе, то всю оставшуюся жизнь буду рассказывать историю своей неудачи, какой бы простой она ни была.
В тот вечер, о котором я писал до казни инхуми, мы сидели перед огнем и говорили очень мало. Бочка с яблоками, которая когда-то казалась неистощимой, наконец опустела, мука кончилась. В тот вечер я использовал остатки кукурузной муки. Я забросил две лески и время от времени вставал, чтобы посмотреть на них, но они ничего не поймали.
Саргасс спросила, где мальчик, и я сказал ей, что он сошел на берег поохотиться — слова, которые на вкус казались ложью, хотя и были чистой правдой. Мой карабин все еще лежал под фордеком в том месте, где мы спали, и я боялся, что она видела его там и захочет узнать, как Крайт может охотиться ночью без Бэбби и карабина. Возможно, она так и думала, но никогда не говорила ничего подобного. На самом деле она сказала:
— Мы могли бы уплыть без него.
Я покачал головой.
— Хорошо.
— Ты простишь меня? — спросил я ее.
— Потому что ты не бросаешь его? — Она пожала плечами, ее плечи (теперь уже худые) поднялись и снова опустились. — Я надеюсь, что когда-нибудь мы это сделаем, что бы ты сейчас ни говорил.
— Чтобы выбраться из ямы, мне пришлось пообещать ему, что мы возьмем его с собой в Паджароку и постараемся найти для него место на посадочном аппарате.
— Я ничего ему не обещала и не буду. У нас еще есть кукурузная мука?
— Нет.
Она встала, чтобы посмотреть на мои лески.
— А женщины ловят рыбу?
— Иногда, — ответил я ей. Прошло очень много времени с тех пор, как мы с Крапивой ходили на рыбалку.
— Каким образом? Вот так?
— Да, — ответил я. — Или с удочкой, или с сетью. Также иногда они бьют их острогой, как это делают мужчины. Мужчины больше ловят рыбу, но нет ничего плохого в том, что женщины ловят рыбу.
— Если ты привяжешь свой нож к трости, я смогу насадить на него несколько.
— В воде? — Я покачал головой. — У тебя снова потечет кровь.
Она ничего не ответила и была слишком далеко от огня, чтобы я мог судить о выражении ее лица.
— Завтра я сам поохочусь, — пообещал я ей. — На этот раз я что-нибудь найду, или мы с Бэбби найдем.
— Что это такое?
Мне пришлось подняться, чтобы убедиться, что она указывает на берег.