Книга Лазури

Непонимание. Странный ветер, будто сплетенный из обрывков осенней ночи, которой она никогда не видела. Опять непонимание, потом что-то вроде пожатия плечами — если бы в мире разума была возможность совершать жесты. Смутное осознание отсутствия какой-то части целого, не вызывающее, впрочем, особых эмоций. Воля без разума, рассудок без персоны. Что такое «я»? Отрывистый звук, пробуждающий внимание — на него надо реагировать… Реагировать кому? Легкое недоумение, потом горячая волна привязанности к ней.

— Почему?

Самый настоящий взрыв радужных брызг в голове — чистота, доброта, любовь, восторг, преклонение. Ее образ, написанный огненными нитями в глубине неподвижных глаз. Стремление всей волей, всем смыслом существования — найти, уберечь, защищать. Таков смысл.

— Тебя создал этот человек? Анжей?..

Молчание. Потом пустыня сухого, серого безразличия. Лицо существа, вращавшего гончарный круг. Повелитель. Отдает приказы — нужно повиноваться. Таков смысл. Ни единой эмоции. Чужое, далекое лицо того, кому неинтересно существование. Того, чье существование тоже безразлично. Смерть — Повелитель не расстроится. Смерть Повелителя — бывает. Чувств нет, запаха нет, только приказы. Но любовь важнее приказов.

Суок прикусила губу. Кокуосэки не умел разговаривать, но все же владел чем-то вроде речи — язык его разума был похож на речь Бэрри-Белла. И язык этот было понимать очень тяжело. Не потому, что он был непонятен. Просто…

Просто такие диалоги были и еще кое с кем.

— Прости, мне надо подумать, — она выскользнула у него из рук и отодвинулась.

Удивление, тревога, понимание, спокойствие, сочувствие. Готовность ждать, сколько угодно.

Отойти в сторону, скрыться в темноте, затаиться…

Хоровод чужих дверей вокруг…

Нет.

Вкус гречневой каши во рту, молоко, мягкий свет лампы…

Нет.

Теплые руки, грубая ткань, улыбка…

Почему? Почему, Отец?

Пальцы с хрустом сжались. Зачем?

Чем я плоха? Чем провинилась? За что брошена? Ведь я хотела только лучшего, я слушалась тебя, я была хорошей… Почему? Почему ты встал и ушел, Отец? Почему?! Лицо. Страшное и любимое лицо в небе. Не хочу!.. Но поздно хотеть или не хотеть. Уже… Уже…

Обсидиан.

Кокуосэки.

Значит, я… тоже инструмент? Ненужная и нелюбимая, слабая и отброшенная?.. Хлам?..

Но ведь были же и руки, и улыбка, и черные змеи, уходящие в грудь!

Не верю!

Не хочу!

А-а-а-а-а!..

А потом уже не было связных мыслей, не было и ее самой, во всем мире остались только огонь в груди и пылающие слезы на лице. Руки, любимые руки, что обнимали и утешали, отгоняя печаль и вселяя радость — почему вы равнодушно скрылись в темноте, унося душу? Сидя на корточках в пустоте, она сжалась, обхватив пальцами голову и чувствуя, как волосы растут и плетутся, стремительно чернея, оплетая ее тело, клубясь ядовитой паутиной.

Отец, зачем? Неужели эта крылатая так тебе дорога? Как, как ты мог? Я же твоя Суок, твоя дочурка! Я же отдам за тебя жизнь… и я отдала ее. Но почему все случилось именно так? Так страшно, так обидно… и так бессмысленно!

Отец…

Где ты сейчас, Отец, в каких мирах? О чем думаешь, помнишь ли? Или давно забыл?.. Душа ревет потоком слез, глаза исходят жидким пламенем, так что больно смотреть, дышать… жить. Жить очень больно. Я одна, совсем одна, а тебя нет, словно и не было, и никогда больше не будет твоих пальцев, и лица, и голоса, от которого замирало сердце и превращалась в радужную бабочку душа. Я маленькая, слабая и одинокая. Отец… почему ты предал меня?

Отец…

Не…

Отец…

Ненавижу!!!

Суок содрогнулась от этой страшной мысли. Она попыталась прогнать ее, но алая ненависть к любимому существу густой волной катилась из глубины, затопляя мир, сочась из суставов и глаз, заливая паутину волос кровавым дождем.

Отец, я люблю тебя. Я люблю тебя всем сердцем, всей душой. Я живу ради тебя, твоей улыбки, твоего счастья. Твоя верная дочь, твоя Кокуосэки. Люблю…