— Понимаешь, ведь христианские проповедники внушали, что все языческие боги — мерзостные порождения сатаны. И значит, Род-Святовит (это не какое-то сверхъестественное существо или стихия, как прочие боги, а собирательное воплощение предков) — тоже, и навьи — души умерших пращуров — тоже. Это ж до какой степени надо оскотинить народ, чтобы о собственных предках вот так… Ладно, хватит об этом, спи!
Ксюша, закусив губу, рассматривала бледное, нервно подергивающееся лицо Олега. Ох, неладное с ним творится, непривычно он себя ведет. И говорит непривычно. Вот хотя бы про Переплута… Темная ведь история, непонятная совершенно. Имя это поминается несколько раз в источниках христианской эпохи (сетовали священнослужители, что, дескать, по сию пору поклоняются нечестивцы этому самому Переплуту: брагу пьют из турьих рогов, пляшут — одним словом, беса празднуют). А больше сведений о нем нет никаких. Что это за бог был такой, как выглядел — ничего не известно. Кто-то из корифеев, правда, предположил, что Переплут и Семаргл — одно и то же, потому как вместе они нигде не упоминаются. Но это же просто бездоказательная догадка… А Олег так безапелляционно это утверждал, будто и сомнений тут никаких не может быть. Не похоже на него, совсем не похоже. И горячится он без причины, и вспышка эта нелепая… Видно, действительно очень устал. С чего бы?
Уж не от нее ли?
Страшно… Спросить бы, да только как про такое спросишь? Она немножко подумала — как, но ничего путного не придумывалось, в голову лезли всякие неприятные глупости, и неожиданно для самой себя Ксюша вдруг заговорила совсем о другом:
— Слушай, а ведь ты мне так и не ответил вчера… Вот во всяких там сказках, легендах — если заброшенная церковь, так в ней обязательно заводится нечистая сила. Почему?
— Заводится? — Олег скосил на нее влажно блеснувший глаз. — Может, и заводится. Только что прикажешь считать нечистой силой? — Он отвернулся. — Давай утром об этом поговорим, Ксеня. Плохая это тема для ночного разговора, честное слово — плохая.
Ксюша повздыхала невесело, однако спорить не стала — завозилась, примащиваясь поудобнее, ткнулась носом Олегу в щеку (это вместо «спокойной ночи») и вскоре заснула.
Она спала спокойно, только время от времени сильно вздрагивала всем телом — совсем как свернувшийся в кубле из мохерового шарфа звереныш.
А кстати, как он там?
Олег приподнялся — осторожно, чтобы не потревожить Ксюшу; вгляделся в прозрачный сумрак. Ничего, спит звереныш, хотя шарф ему явно маловат: передние лапы не помещаются. Странноватыми показались Олегу эти лапы, слишком длинными для такого тельца. И вроде согнуты они как-то не так, и толстые очень, и форма у них какая-то несообразная… Хотя… Черт его знает, как должны выглядеть лапы маленького волчонка…
Олег твердо решил не засыпать больше в эту ночь. Почему? Этого он и сам не знал. Как не знал и того, на секунду ли прикрылись его изнемогшие в тяжкой борьбе с сонливостью веки или прошло несколько часов, прежде чем удалось разлепить их вновь. Последнее, пожалуй, вернее.
Потому что в часовне снова все изменилось.
Исчез смутный вкрадчивый полумрак; исчезла затхлая сырость; даже комары исчезли, прекратили свое выматывающее душу нытье. Воздух сделался холоден, резок; светлее не сделалось, но окружающее непостижимым образом стало доступно зрению — все, до мельчайших подробностей.
Может, уже утро? Нет…
И что-то еще, какая-то тревожная перемена затаилась совсем близко, вот тут… Какая? Олег понял это не сразу, а когда понял, сердце ледяным комом оборвалось в его груди.
Ксюши рядом не было.
Олег вскочил, взгляд его заметался, зашарил вокруг. Безрезультатно.
Нету ее в часовне, нету, нету… Господи, да где же она?!
Стоп.
Давай-ка без новых истерик. С чего ты, собственно, всполошился? Мало ли зачем человек может выйти ночью… Ночью. Среди бесконечных болот. Встать тайком, не разбудив близкого человека, которого уже давно перестала стесняться; встать и выйти туда, наружу, где страшно. Это Ксюша-то? Черта с два!
Олег снова беспомощно огляделся, позвал — сперва тихонько, потом сорвался на крик:
— Ксеня! Ксенюшка!
Не отвечает. Зато завозился в своем кубле волчонок, заскреб лапами, поднимаясь. Да нет, какой там волчонок… Огромная черная тварь нелепо и жутко вскинулась над полом, сверкнула железным оскалом.
Олег медленно пятился, пока не почувствовал затылком набухшую ледяной влагой штукатурку. Тело сотрясала омерзительная мелкая дрожь, оглушительные удары сердца взламывали грудь и виски, между лопатками потекло холодное, липкое. «Вот и довелось испытать настоящий ужас», — промелькнувшая мысль поразила своей нелепостью и, как ни странно, немного успокоила.