Книга моих сыновей

И мы согласились бы отступить, мы с ужасом или горечью взирали бы на минуту смерти, если бы эта жертва оплачивалась такой высокой ценой: сознанием выполненного долга?

На Дальнем Востоке я несколько раз чувствовал перед собой смерть: я исполнял свои функции, я выполнял свой долг. Вокруг себя я видел то же спокойствие у всех, у кого не размякла душа.

Какая смерть может быть лучше, чем принятая мужественно, во исполнение долга?

Трус, не принимающий ее, когда представляется редкий случай доблестно умереть, совершает дурной поступок; но это также плохой расчет. Отдаляя час смерти, он не избегнет ее, но умрет без сладкого спокойствия, какое дает удовлетворенная совесть.

Необходимо говорить о смерти, другими словами, о величайшей жертве, какой можно требовать от человека, чтобы показать, до какой степени закон долга выше всего, с каким уважением нужно к нему относиться. Нужно подчиняться ему, каковы бы ни были последствия.

«Исполняйте свой долг, и предоставьте остальное богам».

Да, исполняйте свой долг всегда и во что бы то ни стало. В этом несокрушимая моральная обязанность, и это благо.

И если подумать о пользе, то очевидно, что в исполнении долга есть выгода. Человек долга, за которого стоит свидетельство его совести, пользуется вдобавок в жизни преимуществами, на которые не могут рассчитывать другие. В тысяче форм получает он заслуженную награду.

Ибо, если хорошенько рассудить, в этом мире больше справедливости, чем можно подумать. Если смотреть не только поверхностно, то видишь, что лучшая участь все же предоставлена людям добра, совестливым и энергичным.

Факт этот драгоценен и утешителен, хотя он и не покоится ни на каком моральном принципе.

Долг, диктуемый разумом и выполняемый волей, не требует никакого другого удовлетворения, кроме спокойной совести. Это дело касается только души, и внешние влияния его не трогают.

На практике долг делается человечным, он разнообразится; он сообразуется с бесчисленными условиями нашей жизни; он вызывает обязанности.

А обязанности делятся и подразделяются на бесчисленные правила, в зависимости от различных проявлений частной и общественной жизни. Эта двойственность нашего существования указывает уже на два рода обязанностей: обязанности человека и обязанности гражданина.

Последние, над которыми царит высшая из всех обязанностей – обязанность по отношению к родине, будут здесь рассмотрены особо.

Обязанности частного человека суть обязанности его по отношению к самому себе, к своей семье и к другим людям. Часто эти три категории обязанностей переплетаются и сливаются, и лишь дидактический порядок учебника морали приводит к их постоянному различию и отдельному анализу.

К тому же нам почти всегда приходится выполнять их одновременно и во взаимном согласии.

Когда эти обязанности не находятся во взаимном противоречии и не мешают друг другу, эта задача легка. Но как часто стоят перед нами обязанности противоречивые и даже противоположные!

Если бы можно было составить точную лестницу по ступеням ценности наших обязанностей, установить иерархию между ними, это облегчило бы принятие решений в тех сомнительных случаях, когда разум колеблется или совесть смущена. Никакому философу, никакому моралисту не удалось до сих пор добиться признания какого-либо порядка или иерархии обязанностей.

Происходит это потому, что слишком много в них человеческих элементов, не поддающихся классификации и расчету.

Однако здравый смысл, простая логика, в совокупности с сердцем, устанавливают превосходство и гегемонию известных обязанностей над другими.

Долг по отношению к родине отстраняет, уничтожает, так сказать, иногда все другие обязанности. Даже обязанности по отношению к семье, самые дорогие и священные, исчезают, когда приказывает долг Родине.

Когда на Францию нападают, когда враг вторгается в нее и угрожает ее независимости, она требует от своих детей всей их активности, всей их крови, даже всех помыслов. Вне ее больше ничто не существует. Ея спасение – высший закон.

Говоря о германском вторжении в 1870-м году, Виктор Гюго упоминает о женщинах-патриотках, которые принимают все:

«Голод, ужас, сражение, не видя ничего,

Кроме великой Родины и великого Долга».

В эти трагические часы разуму не приходится взвешивать; совесть спокойна: долг ясен, его приказы категоричны.

В нормальное время конфликты между нормальными обязанностями нередки, и нет абсолютного правила для их разрешения. Можно только, может быть, сказать, что те из наших обязанностей, которые ближе к нам, стоят, так сказать, у наших дверей, являются, в большинстве случаев, самыми срочными и им следует отдавать преимущество.

Мы больше обязаны членам нашей семьи, чем другим лицам, нашим согражданам больше, чем иностранцам.