Книга моих сыновей

Они отдавали себе отчет в усилиях спасти их, подавали знаки водолазам стуком в борты корабля, стены их тюрьмы, а скоро и их гроба. Вода все подымалась, уменьшая свободное пространство. Они защищались до последней минуты, испробовали все, чтобы сохранить немного чистого воздуха. Когда борьба кончилась и наступило неизбежное поражение, они вошли в вечный покой.

Когда через несколько дней корабль был извлечен, найдены были тела погибших моряков. Лица их были спокойны, мускулы не были сжаты. Казалось, они уснули с миром в душе, как честные люди, исполнившие до конца свой долг, и кому жертва жизнью ничего не стоит.

Для тех, кто знает характер моряков, прекрасный по своей смелости, по своей геройской простоте, нет сомнений, что матросы и молодой офицер «Фарфадэ» доблестно кончили свою жизнь. Они видели приближение смерти без страха и приняли ее без жалобы, без возмущения. На камне, лежащем в настоящее время над их останками, можно написать:

«Умерли при исполнении долга на службе Родине.

«Да покроют их могилу прекраснейшие из цветов».

Все философии, все морали, кроме теорий разврата и упадка, прославляют стойкость перед смертью.

В следовании этой доктрине стоики дошли до преувеличения, одобряя самоубийство.

В этом пункте с ними нельзя согласиться.

Самоубийство чаще всего является трусостью.

Это всегда преступление перед долгом.

Самоубийство является трусостью, когда человек прибегает к нему из страха перед обязанностями, предъявляемыми жизнью и кажущимися ему слишком тяжелыми, чтобы избежать пугающей его ответственности, чтобы покончить с физическими или моральными страданиями, которых он не может вынести.

Он бежит от своего долга – ибо жизнь есть долг по отношению к самому себе, к своим, к своей родине.

В одном лишь случае самоубийство кажется допустимым или, по крайней мере, простительным: это когда оно может спасти от бесчестья.

Но даже в этом случае его порицают: говорят, что человек все же должен жить, чтобы искупить свои ошибки, доведшие его до такого окончательного падения. В смысле моральном это совершенно верно. Но, по-человечески, можно ли упрекать человека за то, что он не может жить без чести?

Ювенал сказал:

«Самое большое зло – это предпочесть жизнь чести и спасать свою жизнь за счет того, что делает ее достойной прожитья».

Это справедливо во всех случаях.

Честь есть единственное благо, которое, раз потеряв, никогда невозможно получить обратно. Тот, кто потерял честь, может прочесть на белой странице будущего надпись, которую видел Данте на дверях ада: «Кто входит сюда – оставь надежду навсегда».

Это единственный случай, когда самая строгая мораль не может безусловно осудить акт отчаяния.

Но оставим эти ужасные обстоятельства. Я жалею даже, что остановил на них на мгновение читателя.

Молодой человек с закаленным характером, со здоровым умом и стойкостью, никогда не узнает их лично. Он может обсуждать их только для суждения о действиях других.

Законы Солона не предусматривали отцеубийства, до такой степени такое преступление казалось чудовищным в Афинах. Я тоже не могу верить, что те, кто, до некоторой степени, будут моими духовными сыновьями, могут когда-либо потерять честь.

Напротив, им придется знать и выполнять на практике все виды мужества.

В самом деле, помимо мужества в общем смысле слова, мужества физического или духовного, о котором говорилось до сих пор, есть еще особый вид мужества, называемый гражданским.

Философы делают еще одно различие, о котором надо сказать несколько слов. Они отличают мужество разума от мужества духовного, называя смелостью духа способность воспринимать новые, смелые идеи, не отвергая их из-за препятствий или критики.

Различие устанавливается обычно путем изложения случая Галилея. Великий физик, осужденный за свое утверждение, что земля вертится, проявляет моральное малодушие, склоняясь перед приговором суда инквизиции, и приносит публичное раскаяние. Но он сохраняет смелость духа, продолжая верить в движение нашей планеты.

Если это только простые философские тонкости, то не так обстоит дело с тем видом смелости, который называется гражданским мужеством. Это мужество человека, живущего в обществе, гражданина общественного деятеля.

Он должен обладать смелостью собственного мнения, держаться в стороне от неразумных течений, увлекающих иногда толпу, и уметь в случае надобности противиться им; бороться против несправедливой критики, злословия и клеветы, держать высоко голову, несмотря на всех и на все, когда за него стоит его совесть. Он должен смело нести и принимать на себя полную ответственность за свои решения и действия, противиться угрозам и насилию, когда за него его разум и долг. Даже когда ветер безумия свистит над всеми головами и не склоняться перед ним весьма рискованно, мужественный человек остается самим собой и неуклонно следует по начертанному пути.

Если, как всякий другой, он должен любить добродетель и ненавидеть порок, он должен еще уметь одобрить первую и порицать последний, даже когда порок всесилен и добродетель осмеяна.