А что же остальной дом? Ведь все-таки 10 этажей. Дом не скучал. Побывал в должности «Чедомоса» (не поняли? это означает 4-й Дом Московского совета – казенные квартиры для размещения руководящего состава 4-го уровня), держал под крышей множество журналов и газет. Хорошо, что вспомнили про крышу. Она у дома тоже была уникальная (не в том смысле, что охрану «крутые» ребята держали, а совсем в прямом, архитектурно-строительном). С самого начала Нирнзее предусмотрел там «зону досуга», даже площадку для катания на роликах (скейтинг-ринг) соорудил. На крыше размещались съемочные павильоны сначала дореволюционного товарищества «Киночайка», а потом Ассоциации революционной кинематографии (где оттачивал свое мастерство великий Эйзенштейн). А еще вплоть до 30-х годов работал на крыше кинотеатр: никто в щелочку без билета не посмотрит, 10-й этаж все-таки, да и еще учтите, что потолки в доме – не два шестьдесят пять. Получается, что этот дом – от подвала до крыши – весь в искусстве, как в шоколаде. Хорошо.
Никон
Все знают про боярыню Морозову. Василий Суриков написал сию родовитую особу (кстати, по современным меркам совсем не старую женщину: во время «действия» картины ей не сравнялось сорока) на убогих санях, но с торжествующе поднятыми вверх двумя перстами (сомкнутыми, не путать с жестом «виктори», который сделал популярным Черчилль). Известна и причина, по которой Феодосия Прокопьевна, в девичестве Соковнина, оказалась в столь незавидном положении: не хотела она примириться с церковными нововведениями и оставалась крепкой в старой вере. Действие картины происходит в 1671 году, и везут боярыню в город Боровск.
А в это время инициатор смены церковных канонов Никон, лишенный сана патриарха, проводил свои дни в Ферапонтовом монастыре, в глуши вологодских лесов. Пребывал он там не по своей, а по царской воле. В общем, Никон – что тот мавр из пьесы Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе»: сделал свое дело (инициировал решение Поместного собора 1654 года о «чистке» церковных книг) и ушел. Ушел попервоначалу по своей воле, удалился в основанный им Новоиерусалимский Воскресенский монастырь. Через пять с половиной лет попробовал было вернуться, но у царя Алексея Михайловича, видимо, былая любовь перегорела, и он повелел Никону (пока еще патриарху) отправиться назад на Истру. А в 1666 году Церковный собор (что интересно, подтвердив никоновские реформы) лишил его сана.
Вот как оно происходит в нашей стране, в нашем городе: в старое веришь ли, в новое, красному цвету поклоняешься или зеленому, а не сложится с царем – и отправишься ты в дальнюю сторонушку, хорошо как без конфискации.
Новогиреево
Если есть Новая Басманная улица, стало быть, должна быть Старая Басманная или просто Басманная. Есть. Там же неподалеку. Если есть Новый Арбат, понятно, что рядом расположен Старый, который называется просто Арбат. А если есть Новогиреево, значит где-то должно быть Старое Гиреево или просто Гиреево. Мы полезли в справочники, расстелили карты и… действительно обнаружили недалеко от метро «Новогиреево» свидетельство того, что здесь давным-давно, века три назад, стояло село под названием Гиреево. Свидетельство находится у пересечения Саперного проезда и 5-го проспекта в Новогирееве и называется церковь Спаса Нерукотворного в Гирееве. Рядом еще барский дом конца XVIII века, парк, пруды…
Парк и пруды называют Терлецкими – так исказила молва фамилию последних владельцев Гиреева Торлецких. Именно молодому Торлецкому в начале XX века пришла в голову замечательная идея поправить финансовые дела семьи строительством и продажей дач. Чтобы, как теперь выражаются, поднять их рыночную стоимость, предприимчивый владелец проложил прямые улицы и гордо назвал их проспектами. Он завел уличное освещение, провел на участки водопровод и даже, страшно вымолвить, телефон. Наладил и сообщение: договорился с правлением Московско-Нижегородской железной дороги об устройстве станции «Новогиреево», а от нее пустил в поселок конку. И даже выпустил рекламную брошюру «Описание единственного в России благоустроенного подмосковного поселка Новогиреево при собственной платформе». Нравится? Как хотите, а мы не отказались бы пожить «при собственной платформе».
Немецкая слобода