Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей

Три памятника тому назад здесь, перед домом московского главнокомандующего, был плац для развода караула. Тогда, в 1792 году, при сооружении плаца пятачок перед домом именовали анекдотически-высокопарно: «казенное пустопорожнее место».

Исторический путеводитель по знаменитой столице государства Российского от 1831 года рекомендует его «порядочной квадратной площадью» между домом генерал-губернатора и Тверским частным домом, где частный – от слова «часть», и часть эта – полицейская. В те поры площадь уже звалась Тверскою – теперь уж непонятно, то ли по улице, то ли по полицейской части. Весь XIX век она оставалась «пустопорожней», а в 1907 году вдруг вспомнили, что исполнилось 25 лет со дня смерти в Москве знаменитого Белого генерала – Михаила Дмитриевича Скобелева. Не станем распространяться о причинах его скоропостижной и безвременной (в 39 лет) кончины – тут может изрядно помочь Б. Акунин, описавший эту историю в романе «Смерть Ахиллеса», где Михаил Дмитриевич выведен под фамилией Соболев. Скажем главное: молодой генерал, отличившийся в среднеазиатских походах и Русско-турецкой войне 1877-1878 годов, был отменно храбр, невероятно популярен в войсках и очень любим в народе. Деньги на его памятник собирали всем миром – мы уже упоминали, что так создавались практически все монументы нецарствующим особам до 1917 года.

Вопрос о месте для памятника решал лично Николай II. И решил – в пользу Тверской площади. Отставной полковник Самонов выиграл конкурс у 26 профессиональных скульпторов и изваял героического генерала идущим в бой на коне и с саблей наголо. На пьедестал памятника Самонов определил строчки приказа, отданного Михаилом Дмитриевичем во время боев под Плевной: «…Прошу всех… крепить дух молитвою и размышлением, дабы свято до конца исполнить, чего требуют от нас долг, присяга и честь имени русского». В 1912 году памятник на переименованной в связи с этим площади торжественно открыли, а в послереволюционном 1918-м своротили с постамента, исполняя декрет Совнаркома об уничтожении памятников царям и их прихвостням. У кузнецов, кующих ключи счастья, дух был молод по определению, и рецепт его укрепления, выписанный великим русским военачальником, им был абсолютно не гож: молитвы сбросили с корабля современности, а для размышлений в революционном угаре ни места, ни времени не обнаруживалось.

Так и не разобрались крушившие памятник, что Белым генерал был не по оппозиции к революции, а по форме одежды: отважный военачальник всегда шел в бой на белом коне, в белой папахе и бурке. Вроде мишень отличная, но он, наоборот, внушал страх – турки боялись Белого генерала, по-османски Ак-Пашу, пуще белой смерти.

Опустевший постамент превратили в трибуну, площадь перестали называть Скобелевской. А на Советской переименованной площади и памятник должен был стоять советский. Как он назывался – не спрашивайте: в трех разных книжках мы встретили три отличных друг от друга его названия. Выбирайте на вкус: обелиск Октябрьской революции, обелиск Советской Конституции, монумент Свободы. Три книги сходятся в одном: статуя Свободы там точно была. Вот где – тут опять спорят: не то монумент венчала, не то перед ним стояла. И оставшиеся на решетке Большого Каменного моста изображения монумента этого спора не решат: они так замазаны краской, что уже почти ничего не видно. Но и обелиску со спорным названием была уготована печальная участь – в 1941 году его тоже сломали. И опять краеведы консенсуса не достигли: сам обветшал или показалось, что облику площади перестал соответствовать – мал был больно.

А в сентябре 1947-го, когда бурно и помпезно праздновали 800-летие столицы, на многострадальной площади заложили памятник ее основателю – князю Юрию Владимировичу. Ваял былинного богатыря, а не конкретного Долгорукого, портреты с которого, как вы понимаете, никто не писал, скульптор Орлов. Юрий Борев утверждает, что раньше он занимался только мелкими формами – обливных петушков лепил, а заказ на монументальную скульптуру получил лишь по довольно курьезному стечению обстоятельств. Не проверяли, но очень на то похоже – во всяком случае, Илья Эренбург говаривал: «Я видел скульптуры Фидия и каждое утро вижу из моего окна памятник Долгорукому. Если это прогресс в искусстве – я готов выброситься из этого окна».

У

Успенский собор

Ж. Лемерсье. Старая Москва. Соборная площадь в Кремле. 1848. Литография

Московский университет

Ф. Рокотов. Иван Шувалов

Л. Миропольский.Михаил Ломоносов.1787

Московский университет

Театр зверей «Уголок дедушки Дурова»

Владимир Дуров

Театр зверей «Уголок дедушки Дурова»

Здание Коллегии иностранных дел

Успенский собор Главный собор всея Руси