Шли годы, да что там – шли века. Лес жил, дышал, зверь размножался, не ведая, что к нему тяжелыми шагами приближается цивилизация. В середине XIX века в Лосином Острове начали культурно вести лесное хозяйство: что постарше и поплоше – повырубили, новые деревья, по большей части хвойные, посадили. Осушили болота, проложили дороги. В 1909 году заговорили было о создании национального парка, да Первая мировая помешала. Потом помешала Вторая мировая, потом восстанавливали хозяйство, да и идеи были другие – природу в те годы, если помните, покоряли, а не охраняли. В 1983 году Лосиный Остров первым из российских заповедников стал национальным парком. Отличить национальный парк от заповедника – раз плюнуть: заповедник – это куда ходить народу нельзя, национальный парк – куда можно. А это значит, что ходят, как раз плюют, норовят сорвать редкий цветочек, а то и шашлычок соорудить. Проще говоря, техногенное влияние огромного города на лес – ну, там вредные заводские выбросы, автомобильные выхлопы и тому подобное – осложняется еще дремучестью наших соотечественников. Может, и нам, по примеру национальных парков в Штатах, развесить по Лосиному Острову плакаты: «Оставь здесь только следы своих ног. Возьми с собой только воспоминание».
Ленивка
Ежели кто помнит, есть у Тропинина «Автопортрет с кистями и палитрой на фоне окна с видом на Кремль». Скажем больше: исследователи творчества художника уверяют, что этот портрет не случаен. Кремль в данном случае – образ России, и стало быть, Тропинин объявляет себя истинно национальным художником. Не уверены, имелись ли у бывшего крепостного такие амбиции, более присущие Глазунову или Шилову, но про портрет подтвердим: воля случая тут ни при чем – Кремль был виден из окна квартиры Василия Андреевича. А жил он на улочке с обворожительно московским названием Ленивка. Для педантов и буквоедов добавляем: в доме номер 3, который принадлежал тогда дяде Александра Сергеевича Грибоедова, «крупнейший русский портретист первой половины XIX века», как характеризуют его энциклопедии, прожил 23 года – почти до самой смерти. Но речь сегодня не о нем – о Ленивке.
Нынешняя Ленивка – коротюсенький, в пяток домов, проезд с Волхонки на набережную – и впрямь Ленивка: улицей-труженицей с ревущим потоком машин ее не назвать. Все в прошлом: ревели и тут автомобили, звенели-лязгали трамваи, но давно – в начале тридцатых. Тогда уличка – не гляди, что малышка, а тоже строить и жить помогала – служила въездом на старый Каменный мост. Новый мост выдернул пробку из Ленивки, и улица снова перестала противоречить своему названию. Теперь прохожему и удивиться лень: почему она Ленивка? Ленивый вареник – знаем: тесто, смешанное с творогом, ленивые голубцы – едали: фарш ленятся заворачивать в капустный лист, а просто запихивают в кастрюлю с капустой; а что такое Ленивая улица? А во времена живописца Тропинина еще помнили про Ленивый торжок, который – написали бы шумел, но он как раз не шумел, а наоборот, вяло телепался, приторговывая чем ни попадя как раз тогда, когда тут строили первый Каменный мост. Вот такой привет из XVII века – Ленивка.
Лефорт
Историки утверждают, что никого не любил так царь Петр (который Первый), как Франца Лефорта. И немудрено – писаный красавчик был сей швейцарец. Нет, мы и в мыслях не держим ничего дурного, просто приятная во всех отношениях внешность так влияла на стиль поведения, что выработала у «басурмана» до его знакомства с русским самодержцем поистине золотой характер для мужского приятельствования. Любитель и мастер потрепаться ни о чем и обо всем (несмотря на несолидные еще годы успел попутешествовать и повоевать), такой же любитель и мастер выпить и покурить, знаток и поклонник женщин (именно Лефорт познакомил Петра с Анной Монс) – что еще надо для хорошей компании? И никакой политики. А если добавить беспримерную и бескорыстную личную преданность Лефорта царю, то понимаешь прощальные слова Петра над могилой Лефорта: «Друга моего не стало! Он один был мне верен. На кого теперь могу положиться?»