Книга, называемая Раем

В то время в окрестностях Иерусалима случился сильный голод и, кроме того, свирепствовала чума. Причем чем дальше, тем эти напасти все более усиливались, так что захватили уже многие области ромеев, и опустело безчисленное количество домов. Царь со своими помощниками собрал совет и издал закон, согласно которому во избежание ущерба для казны налоги за умерших в своем селе должны были выплачивать оставшиеся в живых соседи. Услышав об этом преступном и жестоком законе, милосердный снова отправился к царю возвестить об этой нелепости, указывая на совершенную погибель бедняков, потому что не выгода была из этого царю, но сильный вред. Ведь для тех, кто избежал двух бед — голода и чумы — платить такую несправедливую подать, испытывая притеснения от государственной власти, — неслыханная несправедливость. Принуждаемые к этому силой, люди сделают что-нибудь такое, что принесет еще больший вред казне. Так говорил Савва, прося царя от всего сердца и умоляя отменить этот преступный закон. И тот из уважения к святому уже хотел исполнить эту просьбу, но ненавистник добра снова помешал. Во время этого разговора присутствовал первый советник царя — большой сановник по имени Марин. Этот треклятый сказал так: «Царь, большинство населения Палестины — несториане, поэтому не стоит им оказывать такую милость». Тогда святой с гневом ответил ему: «Прекрати, не побуждай царя на прежнюю брань, а сам покайся за эти слова, которые только что изрек. Если же не покаешься, то через несколько дней погибнет с шумом память о тебе и исчезнет вся твоя слава». Но Марин остался в своей злобе и не придал никакого значения душеполезному наставлению. А Савва, получив от царя еще тысячу драхм, вернулся в Палестину. Несправедливый закон так и оставался в силе до тех пор, пока не умер царь Анастасий и к власти не пришел Иустин. Божественный Савва отправил к нему письмо, и тот отчасти исправил закон. Полностью же отменил этот закон Иустиниан. А с несчастным Марином через несколько дней случилось то, о чем предсказывал святой. В городе начался бунт, захватили все его имущество, а дом сожгли. Ему же самому уже хотели отрубить голову, если бы он не раскаялся и не оплакал свой грех, познав истинность того, что предрек ему святой. Об этом случае рассказывали многие в Византии, и даже сам сын царя Помпей и его супруга Анастасия, удивляясь дару прозорливости, которым обладал святой.

Затем к царю пришли державшиеся ереси Севира и, используя все способы, склонили его на гнев против патриархов Антиохии и Палестины, которых он снова отправил в ссылку. Я имею в виду Флавиана и славного Илию. Вместо Флавиана царь поставил в Антиохии другого патриарха, тоже еретика по имени Севир. Этот патриарх послал в Иерусалим своих клириков с грамотой и множеством воинов, в которой говорилось, что если блаженный Илия не примет учение Севира и Диоскора, то его лишат трона. Узнав об этом, божественный Савва собрал всех монахов и прогнал людей царя, как прогоняют рабов, так что они ничего не добились. А все боголюбцы прямо пред ними предали анафеме единомысленных Севиру, среди которых был и сам царь Анастасий. Желая отомстить за такой позор и безславие, он наделил своей властью одного сановника и поставил его правителем всей Палестины, чтобы он силой отнял у Илии его трон, если только тот не примет учение Севира и Нестория. Прибыв на место, правитель сразу же заключил архиепископа в тюрьму. Но тот попросил вывести его оттуда в тот день, когда будет праздник и соберутся все христиане, чтобы он мог исполнить повеление царя. Выйдя из темницы, патриарх собрал всех мирян, а Савва — монахов. Случилось так, что в это время там оказался племянник царя Ипатий, бывший до того в плену, но к этому моменту уже выкупленный. Когда все собрались в одном большом храме, архиерей вслух перед всеми возгласил: «Тот, кто держится учения Евтихия, Нестория, Севира и Сотириха и не соблюдает постановления четырех Святых Вселенских Соборов — да будет анафема». Тогда, видя, что его обманули, правитель разгневался. Но, убоявшись множества народа, без лишнего шума уехал в Кесарию.