Книга о красивой жизни. Небольшая советская энциклопедия

Они кое-как оделись, не попадая в рукава, штанины и бретельки. Затянуть молнии на сапогах они уже не смогли — то ли голенища за ночь сели, то ли ноги от «Лучистого» опухли вместе с рожами. Так Светка и вышла в полураспахнутых сапогах на протершемся рыбьем меху.

«Лучистое», называемое чаще «Мирный атом в каждом доме», или «Радиационное», они взяли вчера на всю компанию из-за убойной дешевизны, ибо денег ни на что другое не было. А идея дня рождения возникла спонтанно, по телефону. Закусывали же растительной ливерной колбасой по 56 копеек за кило — все равно, чем потом блевать.

— У тебя хоть сколько-нибудь есть? Продавщице надо дать хоть сколько-нибудь.

После долгих на солнечном морозе поисков они наскребли около сорока копеек.

— Хватит!

В Лианозове всего один магазин, а где их больше? Только в центре или у метро, которое тоже — только в центре или рядом с ним. Перед закрытым винным отделом — непривычно тощая толпа.

— Нет сегодня завоза. Может, после обеда. — Мужик железным рублем старательно соскабливал с отечественного шампанского намертво приклеенную станиоль. — И зачем они это делают?

Другой бедолага вылавливал мокрым от талого снега шнурком пробку из фаустпатрона 0.8 литра. Шнурковая петля уже подтащила слегка, правда, вкось, пробку, но сил на решительный рывок у умельца не хватало. Все с сочувствием смотрели на его потуги.

Пришел участковый мент, и двери винного с лязгом открылись.

Очередь втянулась в задубевшее за ночь нутро.

— Два «Дымка».

— «Беломору».

— Водка есть?

— Нету, следующий!

Подошла их очередь.

— Есть что-нибудь?

— Нету.

— А что это на полке стоит?

— Я ж сказала — «ничего нету».

— А что это?

— «Солнцедар».

— Почем?

— Мужик, ты чо. Это ж «Солнцедар». У нас во дворе от него парень загнулся, а ведь был из морской пехоты, — встрял тот, что только что взял «Беломор», но еще не вышел вон.

— Надо мне. Почем, хозяйка?

— Да ты сдай посуду. Рай, прими у него, а в хозмаге возьми стеклоочиститель «Блеск», все легче, — еще один влез, — или косметику. Немецкое средство от волос — и дешево и сердито, «фармазон» называется.

— Бабе только своей не давай. — Продавщица сгребла с прилавка посуду с мелочью и выставила с грохотом бутылку «Солнцедара».

В Светкину квартиру они взобрались уже из последних сил.

— Подожди, я в чистое оденусь — вдруг помрем от него.

Пока она там шебуршилась в шифоньере, бутылка вскрылась, и по двум матовым стаканам было разлито на два пальца.

— Ну, будем.

Они чокнулись, и, чтоб никого не вырвало, выпили одновременно.

Когда дым, пепел и пыль сознания осели, когда тектонический разлом сдвинул и опрокинул навзничь мрачные слои подсознательного, в редеющей пене нового мироздания он заговорил:

— И в час, когда неутихающие зори тебе, любимая, напомнят обо мне, когда весна и первые росинки на нежных тополях заплачут обо мне, ты отрекись от буден и от спешки, уйди из дней — к ночам и в тишину, и я вернусь, быть может, из тех краев, откуда никогда…

— Не продолжай, любимый! Ныне вместе и навсегда — с тобою не расстанусь, и пусть умрет Земля, а с нею небо, пусть больше никогда не зацвести нарциссам, нам дела нет до них, тебя мне надо в мире и лишь тебя любить…

— Какое счастье, боги!..

Герои этого романа до сих пор живы, хотя «Солнцедар» давно уже снят с вооружения и передан в какой-то малоизвестный музей боевой и трудовой славы.

Мера

Старый опытный менеджер персонала ведет интервью с соискателями работы. В конце он спрашивает:

— Вы выпиваете?

— Да.

— Сколько?

— Ну, это зависит от того, что пить, с кем, под какую закуску, в какую погоду, в каком настроении…

— Хорошо, спасибо, до свидания.

Разговор с другим соискателем заканчивается той же темой:

— Выпиваете?

— Да.

— Сколько?

— Ведро.

— Вас мы принимаем на работу — у вас есть чувство меры.

В этом бородатом анекдоте заключена вся соль столь важного понятия, как «мера». Античные философы считали ее чуть ли не высшей ценностью:

Клеобул: Лучшее — мера.

Питтпак: Знай всему меру.

Протагор: Человек есть мера всем вещам — существованию существующим и несуществованию несуществующим.

Эта фраза, ставшая крылатой, за двадцать пять веков не утеряла прелести новизны и таинственности. Если человек — мера всем вещам, то кто им мерит?

Человек избрал самого себя в качестве меры всем остальным вещам, как существующим, так и несуществующим, и в этом смысле всякая мера — предельная абстракция всех вещей: бывших, настоящих, будущих, могущих и немогущих быть. Мера более абстрактна, чем число, и в этой ее абстрактности и заключена ее особая ценность.

Кроме того, будучи от человека, мера становится защитой человека. Меря все на себя и собой, мы не вторгаемся в безмерные для нас пределы и не занимаемся, например, переустройством Вселенной и ее законов.

Первые меры возникли, по-видимому, в торговле, сельском хозяйстве и строительстве.