Вообще-то, я работаю экономистом в плановом отделе. А кто в нашей стране не экономист и не плановик?
Я в нашем отделе руковожу группой экономической эффективности. Считаем экономическую эффективность всего. На днях сдали, например, отчет в министерство о повышении эффективности забивания в сваи не квадратных, а круглых гвоздей. Вроде, экономия пустяковая — 0.02 копейки на каждом гвозде. Но ведь в одну сваю четыре гвоздя надо вбить! В пересчете на один погонный метр причального фронта получается 8 гвоздей, а у нас этих погонных метров — 15 тысяч километров. Посчитайте прибыль! Никакой арифмометр не справится. Мы эту задачу с помощью ЭВМ решали, мне даже ставку программиста в группу дали. Там сложнейший расчет.
Проблема экономической эффективности в нашей стране — самая острая. Потому что все показатели за прошедший период говорят о падении экономической эффективности, а все показатели планового периода — рост, буквально с завтрашнего дня. А за счет чего, если ничего не меняется, кроме методики расчета этой самой эффективности? В стране есть только одна еще более острая проблема — пьянство. Но там экономическая эффективность считается просто, быстро и даже в уме.
Формула эта звучит так:
То есть, если емкость умножить на крепость и разделить на цену, то понятна сравнительная убойная сила. Ну, например, возьмем несколько самых популярных напитков: см. таблицу.
Ну, у нас коньяк пьют только дипломаты, врачи, выездные и члены Политбюро, да его и не продают нигде — на фиг он такой неэффективный народу нужен?
Шампанское идет только на спаивание девочек — а где их взять, если кругом сплошные бляди? Ну, еще, конечно, Новый год.
Деревенский самогон, конечно, вещь, но ведь его оттуда не вывезешь. Продукт скоропортящийся и быстро кончающийся, еще в электричке.
Все остальное идет в комбинации, а потому требует некоторой сметки и сноровки: это вам не народное хозяйство СССР в цифрах.
Понятно, что выбор не всегда очевиден.
Во-первых, с дамой наиболее эффективные варианты отпадают, если, конечно, это не жена или не Нинка из бухгалтерии.
Во-вторых, у нас на все стабильные цены, кроме спиртосодержащих материалов. Тут всегда надо ухо держать востро.
В-третьих, хозтовары, галантереи и аптеки не всегда открыты, а по воскресеньям и вовсе закрыты, кроме дежурных аптек, но там спрашивать «фармазон» в это время как-то неудобно.
А, главное, пришел в магазин — а там никакого выбора, может, вообще голяк, ничего нет, или стоит только «Солнцедар», или еще какой термояд. А мы — люди нежные, деликатные, интеллигенция.
Конина
Как-то на выставке Интердринк-95 в Хаммеровском центре в Москве, где я болтался в рекламных ожиданиях, у элегантной, как Диор, стойки фирмы Камю стоял гривастый седоватый джентльмен в позе большетеатровского певца Огнивцева: картинно вперив в высокий лоб ладонь, избоченясь, отставив ногу, кажется, заднюю, он млел и страдал над полиэтиленовым стаканчиком. Как Сократ над чашей с цикутой. В нем играла какая-то вечная и бессмертная музыка, то ли ария Хосе из оперы Бизе «Кармен», то ли танец маленьких лебедей, и он почти рыдал, изредка принюхиваясь и прикладываясь к стаканчику с коньяком. «Жаль, если окажется иностранцем, — подумал я, индифферентно подстраиваясь к нему для разговора, — красиво переживает коньячок дядя».
— Неплохой коньячишко! — совсем уж индифферентно начал я.
— Метастаз души!
И он поведал мне свою историю, которую и передаю, как запомнил, то есть слово в слово.
«Это было в мае 62-го, тогда еще зерно за границей не закупали, вобла изредка, но была, а крабы почти исчезли. Люди еще не очухались от разоблачения культа личности, а тут объявили о том, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме. Всего год, как ввели новые деньги, только-только подняли по этому поводу цены на мясо, масло, молоко и отменили сезонные цены, в Новочеркасске расстреляли толпу и пацанов, висевших на тополях, из космоса прошлым апрелем вернулся Гагарин, меня чуть не исключили из школы накануне выпускных экзаменов за прыжок из окна второго этажа и сочинение на вольную тему „Кому я должен“ — словом, это был самый шальной май.
Стояло дивное утро, и я вышел в тапочках на босу ногу за спичками. В ближайшем киоске их не оказалось, следующий был закрыт, в третьем наконец-то нашлись, но теперь до дома моего школьного приятеля было ближе, чем до моего, и я решил зайти к нему.
Бардак в его комнате был больше обычного — к Вальке приехал крестный из каких-то, даже не обозначенных на картах, северов, летчик.
— Конину будешь? — спросил крестный и тут же налил мне десятую часть стакана армянского коньяка три звездочки, лихо махнул свою дозу, обмакнул свежую дольку лимона в сахарную пудру и закурил беломорину.
Валька и я повторили тот же маневр, но от беломора отказались, нынешнее поколение советских людей выбирает сигареты „Друг“!