— Это самое, товарищ лейтенант, может договоримся? У меня — кристалльского разлива, корешам вез. Чистейшая.
— Ладно, в следующий раз декларируйте. Не самопал?
— Настоящая! У меня там кореш работает. Специально на сувенир воровал. Вспоминать будете.
— Суки!
— Я ж говорю — никогда в этой стране бардак не кончится.
— В той тоже.
— Наливай!
— Надюш, давай с нами!
— А что, Котлас скоро?
— Да уж проехали. Вон, светает. Скоро Сызрань.
— Только немножко.
— Замужем?
— Была. Ох, пил, скотина! Так и сдох, не останавливаясь.
— Да, не умеют у нас пить культурно. Вот мы с Витей, Витек, ты уже спишь? Не боец. А вы кто будете?
— Учительница. Словесница.
— Как же, как же, «Герой нашего времени», «Как закалялась сталь», жи-ши пиши через и. А я — по научной части. Физик-теоретик. Про Эйнштейна слышали? Сейчас едем на конференцию, в Череповец. У него первый доклад, а мой — второй.
— А вы про Курчатова слышали?
— Конечно, слышал. Но он так, практик, у меня в лаборатории таких — как грязи. Сейчас в науке докторов развелось, как тараканов нерезаных. А что мы все на вы? Давайте, Наденька, выпьем на брудершафт.
— Только я совсем немножко.
— Да я тебе, Надь, почти и не налил. Анекдот слышала?
— Совсем неприличный?
— Нет, не совсем.
— Так давайте.
— Давай. Мы же уже перешли.
— Хорошо, давай. Только зачем руками-то сразу. Ты хоть анекдот расскажи.
— Да чего там анекдот? Смотри, скоро совсем светло станет. Пока эти дрыхнут…
— Ну, подожди, я сама. Что ж они натопили так! Ой, что ж ты так сразу-то! Ой, как хорошо!
— Господи, третьи сутки едем, а все никак до Кургана не доберемся! Насколько мы теперь опаздываем?
— Проводник сказал, на 27 часов. Из графика выбились. Мы ведь еще на Киевском начали опаздывать. Да под Волоколамском три часа простояли. Теперь не нагонишь.
— Слушай, надоела мне эта Надежда — во где стоит. Выручай!
— Не, я не по этой части.
— Смотри-ка — Кудымкар. А нас в школе учили, что там нет железной дороги. Как это нас занесло сюда?
— Остановка две минуты! Не выходить! Бабка, а ты куда прешь? Это ж купейный! Беги в хвост со своими мешками.
— Картошечка с грыбами! Кому картошечки?
— А водка есть?
— Сотня!
— У вас в Воронеже все такие стебанутые? Где ты такие цены видала?
— Хорошо, давай девяносто.
— Пятьдесят!
— Восемьдесят!
— Шестьдесят и пару пива впридачу.
— Тю, шутишь!
— Хорошо, без пива.
— Хорошо, семьдесят.
— Последние.
— И у меня последняя, а то б не уступила.
— Осторожно, двери закрываются! Следующая станция — Маяковская!
Народные умельцы
— Петровна! Спишь, что ль? Разговор есть.
— Проходи, Варвара.
— Ну, дух у тебя стоит.
— Серенький мой через две недели из армии возвращается. Слава богу, живой-здоровый. Варю вот. Чего тебе?
— А я к своим собралась, в город. Надо бы хоть литров двадцать.
— Так у тебя ж в огороде-то, под вишнями, в цистерне закопано, небось, с тонну.
— И я так думала. Дык мой убивец окаянный все спустил. Ни синь пороху не оставил!
— Очумел? Сенокос же на носу. Дрова закупать надо. Да мало ли что?
— Компьютер ему, вишь, понадобился. Говорит, жить больше не могу без этой штуки.
— С ума народ посходил. А ты на него к участковому. Нет такого закона, чтоб муж у жены весь самогон мог слить.
— Вчера подрались даже. Петровна, как жить с таким уродом, скажи? Я ему все его книжки и иконки пожгла, так он за это аппарат сломал вдребезги!
— И точно спятил. На святое руку поднял. Как жить-то теперь будете, он подумал?
— Так ты канистру сделаешь мне? Ей-богу, отдам, в долгу не останусь.
— Что с тобой, горемыкой, делать? Отолью уж маленько.
Варварин зять, Николай, после медицинского отработал в местной горбольнице, потом перешел в футбольную команду, где окончательно потерял пусть скромную и почти незаметную, но квалификацию и практику и от нечего делать освоил производство практически на промышленной основе. Для своего «Москвичонка» он когда-то вступил в гаражный кооператив. Его гараж оказался слегка врезанным в склон. Николай пробил заднюю кирпичную стену и отрыл еще столько же, обшил досками, стекловатой, оргалитом, провел бесплатное электричество от уличного освещения, установил оборудование и полки для трехлитровых и прочих баллонов, понавешал на стены девочек. Потом пошел вглубь и вырыл под своим заводом спальню-склад на сорок двадцатибутылочных ящиков и два топчана, поставил стерео. Николай мечтал отрыть еще один цех и сделать там баню, но не как у всех, а совместить оба процесса в один: пока паришься, оно варится. А мечты свои Николай всегда осуществлял, его этому еще в школе научили.
Люська была спокойна — баб на тех топчанах никогда не водилось. Не по этой части Коля. Посидеть с приятелем или одному после работы на два-три стакана, музыку послушать — что еще человеку надо? Она и сама иногда оставалась здесь до утра, когда уж сил не было вылезти. Но этим делом они здесь никогда не занимались.