Однако время, как это бывает, расставило все по своим местам. Когда испытуемым программы Гранта исполнилось семьдесят – восемьдесят лет, Вейллант провел с ними серию интервью и подробно расспросил о семейной жизни. Как и ожидалось, больше 90 % тех, кто всегда был счастлив в браке, были по-прежнему счастливы[395]
. То же самое относилось и к тем, у кого отношения в семье всю жизнь были плохими: эти люди все так же чувствовали себя несчастными и подумывали о разводе. А вот те, кто развелся и потом женился снова, оказались сюрпризом для исследователя: приблизительно 85 % из них “сказали, что счастливы в браке, причем их новые семейные отношения продолжаются в среднем 35 лет”[396]. Эти данные заставили Вейлланта пересмотреть свои взгляды на природу разводов. Если раньше он полагал, что семьи распадаются из-за недостатков в характере супругов, то теперь считает, что это “зачастую еще и симптом чего-то иного”, и развод может быть необходимым шагом, чтобы обрести счастье с другим человеком. (Сам Вейллант был женат пять раз и лишь недавно восстановил отношения с четырьмя детьми от первого брака.) “Развод обостряет все тревоги, которые человек испытывает по поводу надежности отношений, – пишет он. – Развод подвергает серьезному испытанию веру в нерушимость семьи и клятв у алтаря. И как правило, делает детей несчастными. Но в то же время это способ вырваться за рамки устаревших социальных норм, положить конец постоянному насилию в семье или просто исправить ошибку прошлого”[397].Так что придется смириться с не самым приятным фактом: крепость семейных уз в наши дни зависит от их хрупкости. Именно потому, что брак можно расторгнуть, когда угодно, решение сохранить его так драгоценно. Поэтому сегодня счастливая семья значит гораздо больше, чем когда-либо в истории человечества. То, что теперь разрешены разводы по обоюдному согласию, всего лишь признание неоспоримых фактов о человеческой природе: мы непостоянны, несовершенны в любви, ревнивы, эгоистичны и грешны. (Но не следует казнить себя за это, потому что тогда казнить пришлось бы всех.) Печально, что люди так часто разводятся, но это служит нам напоминанием, как непросто обрести любовь, и заставляет больше ценить ее.
Эта мысль была одним из основных мотивов прозы Апдайка. Многие годы он изливал на страницы книг свои семейные проблемы, преображая рухнувшие отношения в такую форму, где им не грозит разрушение. В коротком рассказе “Трубопровод” в доме Маплов прохудились трубы, и водопроводчик предлагает заменить их. Старые трубы в подвале износились. Новость повергает Ричарда в отчаяние: “Нас надолго переживет все то, что мы видим вокруг”, – думает он[398]
. Трубы начинают течь. Насосы ломаются. Браки распадаются. Никто не знает, чему суждено уцелеть. Все, что нам остается, это чинить сломавшееся и держаться по мере сил.Глава 4
Благодать с небес
Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем.
Вера прозревает лучшее во мраке.
В начале Гражданской войны в США никто не думал, что это будет война. Разве что битва. Какая там война! Как северяне, так и южане были уверены, что у противника не хватит духу на серьезное сопротивление. Сенатор от Южной Каролины обещал выпить всю кровь, что прольется из-за выхода южных штатов из Союза – этой крови, мол, наберется с наперсток, – а генерал северян уверял, что мятеж будет подавлен уже к вечеру дня битвы при Булл-Ран.
И те и другие ошибались. С 1861 по 1865 год в Америке бушевала смерть. Погибло множество молодых людей. Около 750 000 солдат умерло на полях сражений и в госпиталях от пуль, дизентерии, пушечной шрапнели и штыков[399]
. Это больше, чем погибло американцев во всех остальных войнах, вместе взятых. Если бы сегодня в Америке разразилась война и унесла такую же долю жизней – 2 % от всего населения и около 10 % белых молодых мужчин – мы потеряли бы семь миллионов жизней.Как пишет историк Дрю Джилпин Фауст в книге “Эта республика страданий”, посвященной смертности во время Гражданской войны, масштабы убийства были столь велики, что навсегда изменили американские традиции, связанные с похоронами[400]
. Было много и практических изменений: федеральное правительство ввело пенсионную систему для солдатских вдов, были найдены новые способы транспортировки тел на родину. (Например, одна фирма, занимавшаяся такими перевозками, выпустила на рынок катафалк-холодильник.) С другой стороны, в моду вошли новые похоронные ритуалы, новые стихи о смерти, новые песни, оплакивающие умерших, появились новые способы бальзамирования. Но все эти новшества, пишет Джилпин Фауст, не могли дать ответа на вопрос, терзавший выживших: “Где сейчас все эти мертвые юноши?”[401]